паломники воспринимали это не как заслугу, но как почетную обязанность. Так об этом писал один из паломников еще в 60-е гг.: «На нашу русскую эмиграцию, на русских людей, пребывающих в великом рассеянии по всему миру, выпала великая честь – заботиться о поддержании и сохранении русских храмов, монастырей, подворий и школ на Св. Земле. Мы должны показать себя достойными этой великой чести»[44].
В Великую Субботу 1974 г., в преддверии Пасхи, Владыка Мефодий скончался. Владыку отпевали в соборе на rue Daru и похоронили в крипте Успенской церкви на русском кладбище св. Женевьевы. Как говорил в память о нем прот. Алексий Князев, ректор Богословского института: «Владыка всегда желал умереть на Пасху, и вот это желание его оказалось исполненным… Он сделался живой связью между православным Парижем и всем церковным Востоком».
Сборник проповедей ей. Мефодия завершается такими словами: «Паломничество кончается, кончается наш “пир веры”. Вернемся на свои места. Много впечатлений. Постепенно все “утрясется”, помогут и книги – “Спутник”, “Св. Земля” и др. Дай Бог, чтобы память о том, где мы были, что видели, к чему прикасались, освещала бы нашу повседневную духовную жизнь и укрепляла бы сознание, что и мы ученики Христа, из св. Града Иерусалима по всем странам разошедшиеся»[45].
Русская Духовная Миссия (зарубежная) в 60-80-е годы
Оказавшись на территории нищей Иордании в 1948–1967 гг., русские бедствовали. Все имения, приносившие доход, – сельскохозяйственные участки и дома для сдачи в аренду – оказались в государстве Израиль и были переданы новой московской миссии. От властей нищего королевства помощи ждать не приходилось, в тяжелые времена помогал Красный Крест. Некоторым утешением было то, что Иордания долгое время не имела дипломатических отношений с Советским Союзом, и поэтому не было опасности передачи последнему русских владений. Однако того европейского и открытого Иерусалима, каким он был во время Британского мандата, в королевстве Иордания уже не существовало. Арабская Иордания была восточной и в первую очередь мусульманской страной.
Важную роль в сохранении «русской Палестины» в те годы сыграло возродившееся в начале 50-х годов русское паломничество из Западной Европы, а потом и из Америки. Материальная помощь паломников и вообще русского зарубежья была основным источником средств к существованию русских обителей на Святой Земле. В первую очередь речь идет о Елеонском монастыре (до 150 сестер), Гефсимании вместе с Вифанской общиной и школой, небольшом мужском ските в Хевроне и участке в Иерихоне. За долгие годы жизни на Святой Земле насельники этих обителей, а также миряне, связанные с ними, превратились в настоящую общину, большую семью.
Вифания – Гефсимания
При Русской миссии была школа в Вифании, открытая игуменьей Марией (Робинсон) для арабских христианских девочек еще в 1937 г. В школе учились и дети русской колонии. Так о школе вспоминает одна из русских учениц – парижская художница и иконописица Елизавета Озолина: «Школой занимались удивительно образованные и культурные люди. Анна Васильевна Голенищева-Кутузова, математик, вместе с тем и филолог, «ходячая энциклопедия» и очень верующий человек. Она получила образование до революции в Германии, говорила на четырех языках. Были среди учителей и арабки. Были и англичанки, и это придавало школе свой колорит. Сестра Ульрика, протестантка, происходила из аристократии Датского королевства… Все было очень интернационально.
Мать Мария хотела построить школу для арабского населения, и, конечно, среди воспитанниц было много арабских девочек-христианок. Мусульманки составляли исключение. Это были дети из хороших семей, отданные в Вифанию из-за высокого уровня христианского образования. Преподавание в школе велось по английским программам на английском, русском и арабском языках… Утренние и вечерние молитвы читали каждый Божий день. По субботам служилась Литургия в Вифании, а в воскресенье мы шли на Литургию в Гефсиманию. Так что атмосфера была церковная, религиозная»[46].
Основательница школы – игуменья Мария (Робинсон) – была одновременно основательницей и Гефсиманской обители. Великой святыней обители были мощи Великой Княгини Елизаветы Феодоровны и ее келейницы инокини Варвары, погибших в 1918 г. Сама Гефсиманская обитель вместе со своей школой и больницей в Вифании были похожи на Марфо-Мариинскую обитель великой княгини – духовным устроением, открытостью к миру, наличием образованных сестер. Роднило обители и то, что основательницы их были из протестантской среды и сами пришли к Православию.
Для многих детей мать Мария (Робинсон) становилась подлинно близким человеком. «Игумения Гефсимании мать Мария, – вспоминает Е. П. Озолина, – это моя мать. До сегодняшнего дня она мне снится. Мы испытывали друг к другу необычайную нежность! Ее статус как игумении был особенный, почти недоступный в те времена, но для меня она была доступна всегда…»[47].
Благодаря британскому происхождению м. Марии у Вифанской школы появились благодетели из Англии, которые до сих пор помогают школе. Кто-то из выпускниц потом присоединялся к монашеской общине, некоторые арабские девочки сразу оказывались в монастыре, минуя школу, и воспитывались уже самими гефсиманскими сестрами. И если эти девочки оказывались рядом с русскими образованными сестрами дворянского происхождения, их русский язык становился таким, как говорили в России до революции. Если с более простыми – то и язык был проще.
Мать Мария скончалась скоропостижно в ноябре 1969 г. Она почти сорок лет провела в созданной ею Гефсиманской обители. После нее игуменьей стала м. Варвара (Цветкова), приехавшая на Святую Землю еще до создания обители – в июле 1929 г. (о дате их приезда мы знаем из Дневников о. Киприана (Керна): «1929. Июль. Третьего дня приехали (11/24) из Ниццы Валентина Николаевна Цветкова и г-жа Крыштофович. Кажется, на жительство»[48].
«Две сестры, мать Варвара и монахиня Сергия (Цветковы), – вспоминает Е. П. Озолина, – из Москвы, дочери предводителя дворянства. Они много рассказывали про московскую жизнь. И когда я впервые попала в Москву, для меня в Замоскворечье все оказалось знакомым! Мать Сергия работала с великой княгиней Елизаветой Федоровной в Марфо-Мариинской обители и вспоминала, как великая княгиня всегда очень тихо говорила и как неловко было ее переспрашивать. А мать Варвара так часто цитировала оптинских старцев, что когда ей что-нибудь нужно было доказать, она произносила: “Оптинские старцы мне это сказали”, а иногда говорила “предсказали”. Они были очень разные, эти две сестры. Мать Сергия, некогда красавица, потеряла зрение и была внутренним, молитвенным человеком. Мать Варвара, второе лицо в монастыре после матери Марии (Робинсон), стала игуменьей после ее кончины. В детстве я всегда ее в чем-то “убеждала”. Гораздо позже, когда я уже жила в Голландии, кто-то приехал из Иерусалима и сказал: “Вы должны встретиться с матерью Варварой!” Я отвечала: “С матерью
