Книга Близнецы по несчастью - Ольга Баскова

Пронырливому эсбэушнику с большими связями, перешедшими в наследство от отца, не понадобилось много времени, чтобы раскопать ту часть биографии Ярослава Ивановича, которую тот надежно скрывал несколько десятков лет. Сын инженера-промышленника Владислава Яковлевича Черненко и графини, ведущей свой род от Радзивиллов, с малолетства не гордился своим происхождением. И, надо признаться, причины этому были. Как ни странно, но его мать, женщина голубых кровей, всей душой приняла революцию. Пламенные агитационные речи часто срывались с ее уст. Отец, более прозорливый, чем жена, морщился:

– Перестань, Маша. Неужели ты не в состоянии посмотреть глубже? – Уверяю тебя: сотрудничество с Советской властью ни к чему хорошему не приведет.

Она пожимала узкими плечами:

– Что ты предлагаешь?

Мужчина обнимал ее:

– Бежать отсюда. Ты знаешь: у меня земля в Заднестровье. Ну, что, поедешь со мной?

Мария Григорьевна отворачивалась:

– Хочешь – уезжай. Тебя никто не держит.

– А вы?

Владиславу Яковлевичу была неприятна мысль, что придется расстаться с любимой семьей хотя бы на время. И все же он принял нелегкое решение:

– Я обустроюсь и пришлю вам весточку. Поверь, нам не дадут спокойно жить, учитывая наше происхождение.

Отцу Ярослава удалось добраться до Кишинева и отправить жене длинное обстоятельное письмо. К тому времени Мария Григорьевна вдоволь хлебнула лиха и была готова ехать немедленно. В революции она разочаровалась.

– Мы уезжаем к папе? – спрашивал маленький Ярик, видя, как мама собирает вещи, готовя некоторые к продаже. Она гладила его светлые волосы:

– Да, мой хороший.

Однако граница уже была на замке. Пришлось нанимать проводника и отдать ему все деньги, вырученные за вещи. Коренастый мужичонка с хитрыми, бегающими глазками обещал организовать переход через границу.

– Ничего не бойся, хозяюшка, – бойко обещал он, когда женщина передавала ему последние сбережения. – И ахнуть не успеете, как попадете в объятия супруга.

Какое-то шестое чувство подсказывало Марии Григорьевне: не верь, попытайся связаться с мужем, возможно, он возьмет проведение опасной операции на себя. Однако женщина этого не сделала. Проводника рекомендовал один знакомый как человека опытного и не раз организовывавшего подобные мероприятия. Итак, с маленьким сыном она пустилась в далекий путь. Чутье ее не обмануло: поздней ночью на берегу Днестра проводник словно провалился сквозь землю. Взяв на руки уставшего Ярика, она попыталась сама найти дорогу, однако грозный окрик «Стой» и последовавший за ним выстрел остановили ее. Из темноты, как привидения, возникли пограничники и схватили полумертвых от страха женщину и ребенка. Позже Мария Григорьевна подумала: проводник наверняка оказался предателем.

После длительной отсидки в КПЗ пограничного отряда и бесконечных допросов Марию Григорьевну с сыном отпустили. Это происшествие породило страх перед Советской властью за единственную кровиночку – Ярика. Страх, от которого она не могла избавиться до конца своих дней. Женщина уничтожила документы и бежала в Среднюю Азию. Опасно было оставаться там, где их знали. Несколько лет Ярик скитался с матерью по грязным аулам. Марии Григорьевне удалось убедить местное начальство, что в поезде у нее украли документы, и получить новые. Она придумала себе и ребенку новую фамилию и новую биографию. Черненко превратились в Черных, в графе «отец» у мальчика стоял прочерк. Естественно, он не мог получить другого отчества, кроме Иванович, однако остался Ярославом. Так его назвал отец, и Мария Григорьевна, вспоминая прошлую счастливую жизнь и украдкой плача и тоскуя по человеку, с которым она никогда больше не виделась, не смогла изменить сыну имя. Поколесив по Средней Азии, женщина решила осесть в Крыму. Выбрав небольшой тихий город, она устроилась машинисткой в жилконтору. И Мария Григорьевна, и Ярослав зажили спокойно. До поры до времени… Сотрудники НКВД умели работать. А может, кто-то узнал в скромной машинистке жену промышленника Черненко, проживавшего за границей. Так или иначе ее арестовали и отправили в лагерь, из которого она не вернулась.

На следующий день после ареста матери Ярослава Котикова вызвала к себе директор Галина Львовна Шубина. Поправляя высокую прическу, делавшую ее похожей на новогоднюю елку, она заявила безапелляционным тоном:

– Вы в курсе ЧП, случившегося в вашем классе. Следовательно, в ближайшие дни должны провести комсомольское собрание. Я буду на нем присутствовать.

Брови учителя поползли вверх:

– Извините… Я вас не понял. И какой вопрос на повестке?

– Не поняли? – выпуклые водянисто-серые глаза ощупывали его лицо, как прожекторы. – Детям членов семьи изменников родины не место в комсомоле.

Вячеслав Петрович поморщился. Исключение из комсомола означало крах для Ярослава Черных. Он не мог этого допустить.

– Мальчик ни в чем не виноват. – От его резкого тона директор вздрогнула. – Мы не вправе осуждать детей за ошибки родителей.

Она демонстративно повернулась к нему спиной, давая понять: разговор окончен.

– День и время назовете секретарю.

Учитель вышел из кабинета директора бледнее мела. В голове штопором крутилась мысль: надо спасать парня. Но как? На дрожащих от волнения ногах он вошел в пустой класс, раскрыл портфель и, достав блокнот, принялся лихорадочно листать исписанные страницы с адресами и телефонами. На одном телефоне он задержал взгляд. Пожалуй, этот человек, Леонид Щепихин, его однокурсник, а теперь заведующий отделом Крымского обкома комсомола, сможет спасти парня, если захочет. Ленька дал ему свои координаты, когда они встретились на областной конференции, просил обращаться в случае чего. И вот этот случай наступил. Котиков поднял Леонида с постели.