к концу, будто он возвращался в таверну.
— Что, если он сможет вылечить чуму? — разобрала Карина, а дальше ничего.
Она нахмурилась, обхватив себя руками. Кто был этот Бог, который хотел вылечить чуму? Она не хотела слышать об Аниосе, но ей было любопытно. Какой менти добровольно объединился со жрецами Аниоса? Было ли это, как предположил подозрительный мужчина, лишь безумным блефом, менти, который задавался вопросом, как далеко он мог зайти, притворяясь, что его силы были даны богом, а не обычной магией?
Поначалу она не могла представить, чтобы менти сделал что-то столь опрометчивое. Затем она предположила, что после целой жизни, проведенной в тени, зная, что Сестры могут прийти и найти ее в любое время, она тоже могла попытаться разыграть их. В этом мире для менти не было безопасности, не с таким быстрым ростом Ордена Понимания.
Королю Стефану нужно было за многое ответить.
Карина прислонилась к стене и попыталась устроиться как можно удобнее. Никто не должен был обойти эту часть таверны. Это была не приятная летняя ночь, подходящая для поспешных свиданий у стены гостиницы. В такую ночь, как сегодня, кто будет вести какие-либо дела, если в этом нет необходимости? Сейчас она была в безопасности. Она могла спать.
Она закрыла глаза и лежала неподвижно, слегка дрожа. Она устала от постоянного голода. Все, чего она когда-либо хотела, — это жить нормальной жизнью, выйти замуж за деревенского юношу и, может быть, иметь собственных детей. У нее хорошо получалось вышивать, и она думала, что могла бы ездить на ярмарки и продавать там вышивку. Так она и ее муж могли неплохо зарабатывать.
Затем пришли ее силы, и все изменилось. Теперь она просто хотела выжить, и она видела достаточно в Садах Аниоса, чтобы знать, что у нее могут отнять даже это желание. Были вещи, которые люди могли сделать с тобой, и это полностью сломило бы твой дух.
Она почувствовала, как наворачиваются слезы, и попыталась подавить их. Она делала все возможное, чтобы исправить это. Теперь она пожалела, что не сказала Лотти, куда направляется. Мысль о том, что Лотти могла поверить, что Карина просто бросила ее и сбежала одна, заставила Карину плакать.
Она открыла глаза с тихим стоном — и ей понадобилось все, чтобы не закричать. Лицо из кошмара смотрело на нее. Оно было почти человеческим и в то же время ужасно нечеловеческим: со щелевидными зрачками, плоским носом и длинным языком, высовывающимся, чтобы попробовать воздух перед Кариной. Что-то в ее голове кричало, что это лицо принадлежит чудовищу, что, вероятно, у него есть когти и острые зубы, и что они разорвут ее в клочья.
Это не могло быть правдой. Она зажмурилась и снова открыла глаза.
Как она и ожидала, фигура исчезла. Карина вдохнула и попыталась не застонать от облегчения. Должно быть, она увидела кошмар. Возможно, ей снились странные вещи из-за того, что двое мужчин говорили об этом Боге, о его странных способностях.
Возможно.
Она сказала себе, что это не может быть правдой. Тем не менее, она продолжала просыпаться, чтобы оглядеться, пока в таверне не стало тихо.
— Не смеши, — сказала она себе. Ее голос тонул в шипении дождя. Она не боялась, что ее подслушают. — Даже если это было реально, чего на самом деле не было, ты явно была не тем, что он искал.
Этого было достаточно, чтобы уснуть, хотя ночь была холодной и голодной. Завтра, сказала она себе, она может увидеть Реялон к тому времени, когда остановится на ночь. Она должна была приближаться.
А в Реялоне, даст Бог, она найдет Реву.
18
Бог
Бог стоял над своим столом с картами и маркерами и смотрел на мир. Зантос и Эстала, либо противостоящие друг другу, либо ненадежные союзники на протяжении веков. Глупые короли стремились разрешить конфликт тем или иным способом. Это тело ненавидело Зантос. Когда Бог думал об этом месте, он все еще ощущал его запах в воздухе.
От любопытства он позволил душе, которая принадлежала этому телу, подняться на мгновение.
«Зантос», — сказал он ему, и, как капризный ребенок, он представил ему образы яркой одежды и странной еды, драгоценностей, блестевших в ушах мужчин и женщин, смеха и музыки. Над всем этим поднялась ненависть, которая горела в глубине чрева Бога. Зантос был сделан из гнили и упадка, сказала ему человеческая душа. Его люди были ничем. У них не было уважения.
Бог загнал душу обратно в клетку, не удосужившись ответить. Она мало протестовала. Это был возрожденный Аниос, это был дракон, он очистит мир, как он посмел сделать с ним такое.
Ты ничто, — сказал Бог. — Ты комар, как и все остальные. Ты хотел то, что было моим.
При этом поднялась его собственная ярость. Смертные больше не понимали таких вещей. Они пытались взять то, что по праву принадлежало богу: поклонение. Душа, владевшая этим телом, верила, что жители Эсталы должны поклоняться ему и петь ему гимны. Как душа смела? Она верила, что человек каким-то образом мог стать возрожденным богом, будто человеческая душа когда-нибудь сможет охватить силу, скрытую в боге.
Даже в более молодом боге. Даже в младшем брате.
Лорд зарычал в ярости от старых насмешек. Маленький брат, ты никогда не будешь таким сильным, как я. Ты не настоящий бог, не то, что я. Они никогда не будут поклоняться тебе так, как поклоняются мне.
О, будут. В то время как его старший брат не принимал смертный облик — и Бог мог понять почему, ибо это был особый вид ада — Бог не пренебрегал такими вещами. Он сплотит людей, их поклонение даст ему власть, и когда все это будет сделано, он сядет на место высшего бога. Он будет сидеть один, потому что не совершит той же ошибки, что и его брат. Он не оставит в живых ни одного соперника.
И когда у него не будет соперника за место, весь мир будет принадлежать ему. Навсегда.
Бог приложил кулак к карте, и его губы растянулись в жуткой улыбке. Зантос, Эстала, все это не имело значения. Они были грязью, кишащей ничтожными существами. Им нравилось думать, что у них есть собственные
