ВОИР значок получил как мой соавтор, — рекламирует с гордостью отец.
— Не зря значит самородком подписывался? — треплет меня по макушке охранник. Ну давай пальцы загибай, что нужно?
— Мешок из шелка пошить полметра на полметра. Баллончиков для сифона и вот такую фиговину, черчу мокрым пальцем на камне спусковой механизм.
— На машину поставим? — разглядывает дядя Вова эскиз.
— Не, рано, так испытаем, да вот хоть на арбузе.
Презентация прошла как по нотам. Генсек впечатлился. Арбуз брошенный на подушку с метровой высоты не пострадал, а упавший рядом разлетелся как простреленный.
— Да видал я как человеческая голова от пули... Так неугомонное семейство, всё оформить, в понедельник перешлём по службе, к зиме такая штука очень может пригодится, командует генсек.
Циркачка опять номера откалывает. Отвязала лодку, куда охрана смотрит? Мало ей, давай по бортику как по канату ходить и еще кричит, меня подначивает. Лодка конечно тяжеленная, но и эта орясина та еще. Я по берегу бегу, чтобы плыть поближе, добежал. Кричу охранникам. Не видать никого. Вика давай еще больше кренделя выкидывать. Оступилась. Соскользнула и о борт головой треснулась. Ору и бросаюсь в воду. Хорошо она тут прозрачная. Отталкиваюсь от лодки и в глубь. Хватаю за косу и тяну что есть мочи. Оно конечно в воде легче, вот только вес чуть не вдвое больший и инерция. В легких уже жжет немилосердно. Ноги не тянут и одной рукой уже не гребется. В воду влетают торпедами охранники. Девочку выдергивают. Я отцепляюсь и отрубаюсь. На последнем просвете сознания засекаю как отец подхватывает меня на руки.
Ну можно и отключиться. Ан нет, сознание вылетает вовне, и я все вижу со стороны. Папка выныривает, отплевывается. Я вишу тряпочкой у него на предплечьях. Подбегает дядя Вова Медведев и начинается.
— Рядовой Корольков, — доносится до меня.
— Я.
— Отставить панику. К реанимации пострадавшего приступить
— Есть.
— Мечевидный отросток определить. На палец выше удар, непрямой массаж сердца, начать.
Раз, два, три, четыре. Вдох. Раз, два, три, четыре. Вдох.
Отец давит, охранник вдувает в меня воздух. Дыхалка у него будь здоров. Вот и буду.
Раз, два, три, четыре. Вдох . Раз, два, три, четыре. Вдох.
Удар.
Раз, два, три, четыре. Вдох. Уфф.
— На колено перекидывай, чтобы не захлебнулся.
Рядом пара охранников так же откачивает зачинщицу «торжества».
— Дежурный, воды, бегом.
Будем жить. Сознание как— то расщепляется. Смотрю в небо и радуюсь. Всё будет хорошо.
1969-2018 Эпилог
Что-то я заспался, но и просыпаться не хочется. А оно мне надо? Или я куда—то тороплюсь? Тепло и мухи не кусают. Глаза открывать лень и почему-то тяжело, хотя вроде ничего не болит. Теплое пятно на щеке. Солнечный зайчик? Указательный на правой руке, какой-то дискомфорт. Прищепка?
Приоткрываю глаза. Больничная палата. Пластиковое окно. Чисто, довольно много места, соседей нет. Светодиодные лампы приятного оттенка, полузакрытые жалюзи. Попискивание приборов. Странный дизайн монитора.
Непривычный шильдик. «Эльбрус».
«Эльбрус» ??? Не «GE» не «Sony» не «Philips». «ЭЛЬБРУС», охренеть. На тумбочке просыпается планшет. «Наири — Б5-18» на верхней узкой рамке.
Экран ожил.
2018 25 августа. 06:25.
И начинает звенеть будильник. Так и прыгает по экрану и молоточком по чашечкам наяривает. Мультяшный такой, задорный. Ну и кого тут будят? Смачно спит. Как бы выключить это дрыгало? Далеко не дотянуться, слабость во всем теле. Просыпается, потягивается, открывает глаза.
— Папка, урра, очнулся. Как ты?
Пытаюсь отвечать, но пока никак. Прикрываю глаза, хорошо мол. Пытаюсь изобразить глотание.
— Пить хочешь? Сек.
Странная кружка с ручкой — носиком, какие раньше в Минводах были. Пью и понимаю, что память какая-то странная. Не был я в Минводах, а ощущения от поильника за то, что был.
— Норм? Ещё нужно? — не сводит с меня взгляда дочь.
— Нет, — качаю головой. — Слабо шепчу, спасибо.
Дочь достает мобилку, Мам, папка очнулся. Да водички попил, хорошо сейчас позову, нажимает приметную кнопку.
В палату заглядывает медсестра. Улыбается, здоровается. Проверяет приборы. Делает пометки в своем планшете и явно отправляет их кому-то.
Однако я утомился, закрываю глаза и засыпаю. Просыпаюсь, день в разгаре на кушетке лежит младший и явно игрушку на смарте гоняет. — привет? Как дел? Спать будешь?
— Нет, — качаю головой. Встаёт открывает дверь. Целая делегация. Отец, седой как лунь с палочкой, мама, жена и трое моих.
Получаю подзатыльник от отца, — Чего пугаешь мать? Делать ей нечего как к тебе мотаться?
— А тебе полторы тысячи километров не крюк? — радуюсь, шепчу как могу.
— У меня тут дела на заводе и проведать кой кого надо, которые вконец обленились.
— Па, не всем в восемьдесят с хвостиком скакать по стране, — голос у меня прорезается потихоньку.
— Сиднем сидеть, мхом обрастать что ли? — улыбается отец.
— А как сопротивлялся во Владимир ехать, — подначиваю потихоньку.
— Эка, вспомнил, цену набиваешь?
— Сам себя не похвалишь, никто и не заметит.
— Да уж, Ильич всегда взахлёб хохотал с твоих шуточек.
— Какой, такой Ильич? — встревает младший.
— Да Брежнев, папка твой, младше Андреевой Аришки был. Захороводил генсека, на велосипед усадил и тренера по плаванию ему приставил. Пашу Буре знаешь! Вот его отец так тренерскую карьеру и начал с дошкольников и генерального секретаря. Скоро полвека будет тем делам. Ну что, наследник? Мемуарами, когда займешься?
— А надо?
— Так тебя с койки недели две не выпустят, чего время терять.
— Не, пусть профи пишут. Сказки должны сказочники писать.
— Бать, встряет старший, а и правда, наврут ведь.
— А я что ангел — правдоруб? Да и мелкий совсем был.
— Интересно же почитать, настаивают все трое.
— Ну вот вам и вычитывать, только чур самый грамотей первым.
— Ну подумаешь, ба, скажи у меня грамотность повысилась?
— Словарь у тебя в планшетке последней версии и то папка установил, — поддевает Юлька.
А мама молчит и тихонько слезу промокает. Главное всё хорошо.
Хотя и не вся семья в сборе. Это теперь не часто случается. Разве что осенью, в Крыму.
