Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 164
осенью 1925 г. Зиновьев выпустил брошюру, и содержание её резко раскритиковал председатель СНК СССР Алексей Рыков. Его выступление было таким запальчивым и грубым, что и Григорий Зиновьев, и Лев Каменев и их сторонники (Григорий Евдокимов, Моисей Харитонов, Михаил Лашевич) покинули заседание ЦК. Надежда Крупская заняла их сторону и вышла вместе с ними. Орджоникидзе заплакал, крикнул Рыкову: «Что ты делаешь?» и тоже выбежал. Микоян отправился его успокаивать. Оставшиеся в зале члены ЦК решили, что нужно вернуть ушедших, и выслали «парламентёров»: Григория Петровского, Матвея Шкирятова и Микояна.
Покинувших заседание «протестантов» быстро нашли: они все вместе сидели в помещении секретариата Зиновьева в Кремле, пили чай, пребывали в отличном настроении, шутили и пересмеивались. Появившегося в комнате Микояна это изумило, но и успокоило. И Зиновьев, и прочие были довольны, что им предложили примирение, и немедленно вернулись к остальным. Эту фарсовую ситуацию Микоян оценил как часть игры, своего рода политического балагана, в правилах которого он пока не до конца разбирался. Сам он признаётся, что его гораздо больше волновала практическая работа в Ростове, нежели страсти, накалявшиеся в руководстве партии.
1925 год — первый без Ленина — для Микояна закончился благополучно: 20 декабря Ашхен родила третьего сына — Алексея — будущего советского генерал-лейтенанта авиации и отца музыканта Стаса Намина.
5
Смерть Дзержинского и новое назначение
Однако в следующем, 1926 году дискуссия обострилась донельзя. Микоян присутствовал на заседании Пленума ЦК 20 июля, и был очевидцем гневного выступления председателя ОГПУ и при СНК СССР и ВСНХ СССР Феликса Дзержинского, который раскритиковал сначала Каменева, а затем его сторонника Георгия Пятакова, по вопросу о хлебозаготовках. Пятаков между тем был заместителем Дзержинского в ВСНХ (Высшем совете народного хозяйства), но свою длинную речь никак не согласовал с непосредственным руководителем. Дзержинский был оскорблён. Его речь перебивали с мест Каменев, Троцкий и сам Пятаков. Едва Дзержинский закончил, выступил Каменев, не менее резко оппонируя Дзержинскому. Тот почувствовал себя плохо. Его под руки вывели в соседнее помещение, он прилёг на диван. Были вызваны врачи. Дзержинского отвезли домой, и там он умер.
На том же Пленуме Зиновьева исключили из состава Политбюро. Каменева убрали ещё раньше, в январе перевели из действительных членов Политбюро в кандидаты. В итоге из Политбюро в течение первого полугодия 1926 года выбыли трое: Каменев, Зиновьев и Дзержинский. Для пополнения состава высшего руководящего партийного органа нужны были новые люди. Кандидата в члены Политбюро, заместителя председателя СНК СССР и СТО СССР Яна Рудзутака перевели в члены Политбюро, а из числа членов ЦК повысили статус сразу пятерым: Орджоникидзе, Киров, Каганович, Андреев и Микоян стали кандидатами в члены Политбюро.
Партийная этика требовала от Микояна взять самоотвод, что он и сделал. Следом за Микояном выступил Каганович, с теми же возражениями. Свою кандидатуру хотел снять и Орджоникидзе, но его даже не стали слушать. Все пятеро были утверждены большинством голосов. Так Микоян шагнул на следующую ступень партийной иерархии.
Но этого было мало: вдруг Микояну протянул руку его политический противник, сам Лев Каменев. Разумеется, назвать этих двоих полноценными политическими оппонентами невозможно. Каменеву было 43 года, он принадлежал к поколению «старших», был соратником Ленина. Но Ленин умер, и в последующем и неизбежном расколе руководства партии Микоян неизбежно занял сторону Сталина. Ни Троцкий, ни Зиновьев, ничего не сделали для Микояна, а Сталин его упорно продвигал. Микоян дружил с Орджоникидзе, тот дружил со Сталиным. Понятно, на чьей стороне оказался Микоян.
Но будет большим преувеличением объяснять позицию Микояна только товарищескими отношениями, а тем более симпатиями по «земляческому» принципу. Да, существует знаменитая фотография, где Сталин, Орджоникидзе и Микоян зафиксированы втроём: молодые, с горящими глазами мужчины, излучающие решительность или даже несокрушимую мощь: вот-вот выхватят револьверы. С другой стороны, пройдёт всего несколько лет и Орджоникидзе пустит себе пулю, а Сталин начнёт уничтожать не только своих земляков, но и своих родственников. Правда в том, что Сталин, поднимая на верхние этажи власти условных «кавказцев», на самом деле ограничился лишь фигурами Орджоникидзе и Микояна; достаточно изучить состав Политбюро 1920–1930-х годов, чтобы увидеть: никакого «кавказского землячества» никогда не было. И тем более не было никакого противостояния условных «евреев» и условных «кавказцев» в руководстве партии. В этом вопросе Сталин проявлял особенную щепетильность, поскольку продвижение «кавказцев» на руководящие посты неминуемо повлекло бы обвинения в национальных предпочтениях, а такого Сталин никак не мог себе позволить, в силу осторожности и благоразумия.
В январе 1926 года Лев Каменев возглавил Народный комиссариат внешней и внутренней торговли СССР, но на этом посту никак себя не проявил. Он тяготел скорее к теоретической деятельности, к политике; как практический администратор оказался слабым. К его чести, он сам это понимал и быстро осознал, что занимает не своё место. Деятельность Наркомторга пришла в упадок. Промучившись на своей должности полгода, Каменев подал в ЦК официальное заявление, попросил освободить его от обязанностей наркома и предложил назначить вместо себя более молодого и перспективного деятеля, товарища Анастаса Микояна. «Считаю, что товарищ Микоян, — писал Каменев, — единственный, способный справиться с задачей».
Сталин вызвал к себе Микояна, зачитал заявление Каменева и сделал предложение. К тому времени Микоян и Сталин перешли на «ты». И даже больше, сохранилась записка Микояна Сталину от 1926 года, где Микоян называет Сталина «дорогой Сосо».
Далее развернулась политическая драма. Микоян не хотел переезжать в Москву. Его самолюбие очень грело назначение кандидатом в члены Политбюро, но он предполагал и дальше работать в Ростове, на той же должности 1-го секретаря крайкома. Он много сделал для подведомственного региона и собирался сделать ещё больше. Ему было всего 30 лет. Он болел туберкулёзом и весил 57 килограммов. В Ростове у его был дом, жена, трое маленьких детей, мама и младший брат. Он впервые в жизни кое-как наладил быт, укоренился. В Москве у него не было ни друзей, ни знакомых. Он бы хотел и дальше работать на том же месте в той же должности. А что такое Москва? Неизвестный мир, ледяные зимы, покатушки на аэросанях? Первый сынишка едва не умер, и это в тёплом Ростове, а теперь сыновей трое, что с ними будет? В ЦК, а тем более в Политбюро все были много старше Микояна, деятели, искушённые в хитросплетениях политики, соратники ушедшего Ленина, бывавшие в Европе, — кто был на их фоне 30-летний Микоян, единственный этнический армянин, не сумевший избавиться от акцента? Горское самолюбие никуда не делось: да, он был соратником и союзником Сталина, но быть у него на побегушках совсем не собирался.
Он решил отказаться от предложения и остаться в Ростове. Поговорив со Сталиным, он ответил отказом и уехал домой.
Но из Москвы в Ростов пришло телеграфное сообщение: Политбюро утвердило назначение тов. Микояна на пост руководителя Наркомата внешней и внутренней торговли.
Микоян был разъярён. Он понял, что Сталин его буквально «нагибает». Микоян
Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 164
