Выросшая у них на пути непреодолимая стена? Взявшая их на прицел автоматическая турель? Сфинкса, который не пропустит их, пока они не разгадают его загадку? Ее мысли занимали все возможные препятствия — потому что какой еще мог быть повод останавливать кроулер — и потому она оказалась совсем не готова к увиденному.
В раскинувшейся впереди низине, по обе стороны от дороги, тянулись, волнами колыхаясь на ветру, золотые поля пшеницы. Во всяком случае, Мари предполагала, что это пшеница. Она не слишком разбиралась в злаках в их естественном, живом виде. И по пояс в этом золотом море стояли люди, внимательно, но без заметного страха глядя на остановившийся кроулер, а вдалеке виднелась курящая дымами печных труб деревня.
Это не было совершенно невероятно. Не слишком интересуясь пустошью, майор все же слышала раньше предположения, что там могут оставаться люди, переждавшие в убежищах четверть века или дольше, пока радиационный фон не упал до приемлемого уровня. Но сложно было представить, что группа запертых в бункере людей может продержаться так долго, без поломок оборудования, сбоев работы закрытых экосистем и всплесков насилия среди загнанных в подземную тюрьму людей. И едва ли их существования было бы легче проще после выхода на поверхность — оторванные от цивилизации, во власти безжалостной пустоши прошлого, когда пыльная буря, принесенная из активного еще очага заражения, могла в считанные минуты убить слабый росток возрождающейся жизни.
Но как бы там ни было, какие трудности им не пришлось пережить, они не сдались и не погибли. И бросив полевые работы, потянулись к обочине дороги, где и остановились, словно ожидая чего-то.
— Кажется, они хотят нас встретить. Ну что ж, подъезжай. Поговорим.
Поговорить, правда, не вышло. Жители пустоши не знал lingua franca, и на приветствие майора ответили на своем языке, в свою очередь совершенно незнакомом Мари. Она обернулась к Роланду, но тот только покачал головой.
— Если бы мы были подключены к Сети, можно было бы настроить в нейро автоматический перевод, — сказал он, — но вне зоны покрытия придется смотреть жизнь без субтитров. Но справлялись же с этим путешественники в древние времена.
От группы земледельцев на шаг вперед выступил усатый мужчина в соломенной шляпе. Он кивнул странникам, развел в стороны руки, затем развернулся в сторону деревни и несколько раз медленно повторил одно и то же слово. По тону которым оно было сказано, по добродушной улыбке, по не такому уж двусмысленному жесту и по призрачному сходству со знакомым словом “hospes”, она поняла, что именно им предлагают.
— Кажется, нас зовут в гости, — сказала она.
Чутким ухом крестьянин уловил сказанное и повторил, уже понятнее, усиленно кивая.
— Гости, гости.
Майор ожидала, что напарник будет настаивать на осторожности. Но этого не произошло. Он степенно кивнул мужчине, углом рта негромко ответил:
— Ну, раз зовут, значит нужно идти.
Тогда и Мари, наклонив голову, выразила согласие, указала на деревню и вернулась в машину, на место водителя. Неспешным шагом люди двинулись в сторону домов, и она последовала за ними.
Вероятно, в деревню отправили гонца, еще когда только впервые завидели кроулер, потому что навстречу путникам высыпали все ее жители. Они с неприкрытым, жадным любопытством смотрели на путников. Несколько женщин и девушек подошли к майору, по очереди прикоснулись к гладкой, блестящей наноткани ее комбинезона, щебеча между собой о чем-то. Мари в свою очередь рассматривала их. Обитатели пустоши были одеты нескладно. Вручную, явно ими самими сотканные и сшитые рубахи и платья соседствовали с выцветшими футболками и бережно заплатанными джинсами, часто даже на одном человеке. Но кроме эклектичного стиля, в самих людях не было ничего необычного. Майор вглядывалась в лица, почти неосознанно пытаясь найти следы мутаций — в конце концов, сотня лет облучения и едва ли большое генетическое разнообразие должно было оставить свой след. И не находила ничего. Здоровые, беззаботные лица, с ясными глазами и искренними улыбками. Только у одного старика, опирающегося на узловатую палку, шея была вздута опухолью, как горло лягушки, но то вполне могла быть просто болезнь, из тех, что давно были побеждены в Цивитас Магна.
Толпа расступилась, освобождая дорогу, и девушка в традиционной одежде — полностью самодельной, роскошно расшитой — с лентами в волосах, трепещущими на ветру, подошла к Мари и Роланду, неся в руках полотенце, с лежащей на нем ковригой и покоящейся сверху на хлебе расписной солонкой. Мужчина в шляпе, которого Мари мысленно окрестила “старостой”, наблюдал за гостями со стороны, и видно было, по несколько напряженной позе, что он готов будет прийти им на помощь, и показать, что от них требуется. Но обошлось. Роланд нахмурил брови, что-то вспоминая, протянул неуверенно:
— Кажется, я знаю что делать. Оторви кусок хлеба, макни в соль и съешь.
Майор это и сделала. Сбоку от нее староста облегченно выдохнул. Принял угощение и напарник. Перед тем как отправить кусок в рот, он с любопытством посмотрел на него поближе — тем самым вызвал неудовольствие краснолицей женщины в толпе, которая, увидев такое подозрение к, видимо, ею испеченному хлебу, уперла кулаки в бока и громко хмыкнула. Роланд это заметил, и тут же проглотил его.
— Я могу ошибаться, но соль, кажется, каменная, — шепнул он Мари, — может это ничего не значит, конечно, но глубокие соляные шахты вполне могли бы служить убежищем от радиации. Весьма вероятно, что они выходцы из такого убежища. Хотя… Мы ведь не знаем, сколько тут деревень. Может это не единственная, и вполне возможно, что у них налажены торговые отношения. Это все очень интересно.
— Как скажешь, — рассеянно ответила майор. Она все смотрела на девушку, поднесшую хлеб. Та казалась ей смутно знакомой, что никак не могло быть возможно. И все же, эту родинку на щеке, эти черты лица, весьма характерные, немного чужие — не совсем те, что часто видишь в городе — она, точно видела не впервые. И опять, лишенной нейро, ей приходилось полагаться только на себя, без возможности просто найти скан лица в базе данных. Но память пока не выдавала своих секретов.
Ритуал завершился, и староста снова повел их за собой, к широкому общинному дому в дальнем конце деревни, пригласил внутрь, в просторную гостиную, с закопченным от свечей потолком, где уже накрыт был стол. Гостей усадили на почетное место во главе — “как молодоженов”, мелькнула у Мари странная мысль — рядом сел староста с супругой — той самой краснолицей женщиной из толпы, и два десятка других сотрапезников, в которых майор не заметила никакой закономерности.
