Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
– Хорош, Джонни, хорош! Хиляем, всё!
Страх не отпускал никак, на лице Хиросима. И остальные замахали открыто у публики на глазах, но не видел дятел, не слышал, нет. Поднял на ноги свадьбу, кто мог еще, и не мог кто тоже, и сам с барабаном вместе в водоворот нырнул, со сцены не сходя.
И сверх программы деньги вдруг клюнул. Купюру жадно схватил и в микрофон сказал:
– Зинаиде и Коляну! Живите дружно, да было б все, что нужно! От электриков третьего блока поздравление!
Другой раз объявил:
– Бухгалтеру Лиде песню эту! Красавице нашей со счастья пожеланием и любви! Бригада наладчиков турбинного цеха дарит!
И наладчики за электриками вслед в толпе замахали в подтверждение.
Неохотно сначала за Кабышем партнеры, принужденно вроде, ниткой как за иголкой. Играли и улыбались еще, куда деться. А потом с собой тоже не справились и сами в чёс сорвались, за деньгами потянувшись. Да как не взять, когда дают, умоляют прямо, и не сыграть, в кулак уже парнас лихой свой заграбастав? И Вера с куплетами талмуд только листала впопыхах и всё слова шептала, повторяя. Едва за залом поспевала, за пожеланиями.
И сцена ресторанная сдвинулась будто, поплыла. И они на ней с инструментами своими, как на кораблике, обо всем позабыв. Суббота настала золотая, а какая была?
* * *
А потом лихорадка опять, может, сильней еще. Деньги в закутке считали, улов свой.
– Озвереть с мелочовкой этой! Чего суют!
– Чего в карманах! Вывернули!
– Душу нам!
– Джонни разогрел!
– Да вообще накалил Джонни!
Сами из карманов добычу на стол выкидывали, кто сколько. В котел общий, в футляр от гитары – пригодился.
– Ёлы-палы, вы чего? Под ухом бу-бу, радио! Тридцать, сорок, потом пятерик еще, сколько было там? Моих сколько, уже без понятия? По новой надо!
– Чего опять такое, не в жилу! Совсем закопались!
В поту сидели, всё отдышаться не могли.
– Рвут на части комсомольцы, беспокойные сердца!
– Это кого кто! Под сотню парнас! И бабай еще, подожди, своего слова не сказал!
– Какой такой?
– Слона-то я и не приметил! Да чурка там приезжий в халате, какой! Со стороны невесты вдруг бабай, кого вывернуть!
– Так еще не вечер!
Из всей компании басист только молчал один. И то в холод, то в жар его. Спросил обреченно:
– Что ли, лабать опять пойдем?
Клавишник не сомневался:
– А что ли нет, парнас когда горячий? Заход еще последний!
И гитарист обиделся следом, вдвоем все они, дуплетом:
– Да как же без башлей мы, как вот? И сорвемся, значит, пустые, куда глаза глядят? Ты головой думай!
Кивал басист, тер с мукой нос-картошку. И ветер вольный из окна разбитого в лицо простое дул, не остужая. Только шевелил волосы длинные, как у мушкетера.
Кабыш страдания оценил:
– На себе его потащишь?
– Кого?
– Драммера бухого, кого?
Забыли об ударнике могучем, к храпу привыкли. На равных ведь сидел, глаза только закрыты.
Примерился басист, растерялся:
– Да как же я такого его, куда?
– Бросим, значит? И побежали? Пускай он?
– Нет, нет!
Мотал басист головой по-детски, не кивал уже. И Кабыш удивлялся строго:
– Что – нет? Не побежали? А чего ж тогда?
И ведь правда опять была. Не бросить, не уйти никак. Только не Вера хитро сети плела, сам теперь себе Кабыш расставлял.
Гитарист со смеху умирал, за уроком наблюдая:
– Джонни, был ты где, Джонни! Соскучились!
– И я!
– Вспоминал?
– Про парнас.
– Не отшибло на партийной работе?
– Обострилось, наоборот. Что треть моя.
– У вас там тоже, что ли, парнас?
Улыбался Кабыш. Ноги их босые с Верой всё терлись под столом друг о дружку от хозяев отдельно.
Но клавишник мимо ушей не пропустил:
– Ты про треть чего там? Или так вообще?
– Конкретно.
Огорчился гитарист:
– Лажа, Джонни. С Веркой пятеро нас, нет разве?
И клавишник, как всегда, не замедлил, ясность внес:
– Вспомни еще! Жили-были! Треть твоя, когда солевича давал, а мы возле тебя смурами, сказка такая старая!
Не понял Кабыш:
– А сейчас нет, что ли?
– Что сейчас? Ты солевича?
– Вы смурами. Мухами сонными.
– Навозными еще скажи.
– Сказал сам!
Смеялся гитарист все:
– Каким ты был, таким и остался, Джонни. За рубль удавишься!
А клавишник к футляру скорей рыпнулся, момент почувствовал. Но Кабыш все равно проворней был, не на того напал. Парнас крышкой прихлопнул и потребовал еще:
– В кармане там чего, давай.
Вопроса не понял клавишник:
– А чего в кармане?
– Доставай.
– Рука, Джонни.
– С рукой вместе.
– Джонни, я на стол всё выкатил, ты чего?
– Еще!
Обиделся клавишник, голос дрогнул:
– Да как же ты, а? За кого меня! Друзья старые! Джонни, ты кочумай!
И тут же сам бумажку из кармана и вытащил – близко Джонни придвинулся.
– Подавись!
Заметил Кабыш:
– Да и вы тут не больно изменились!
Он купюру в футляр сунул, в парнас общий. Но крышку только открыл, все разом к столу бросились, деньги хватать стали, напасть вдруг. И гитарист басовый чуть всех не скорей, очнувшись. Толкали друг друга, ненависть прямо в глазах. По углам потом встали и еще пересчитывали, кто сколько вырвать успел. Кабыш тоже свое ухватил, в накладе не остался. По карманам добычу рассовывал с лицом перекошенным.
А потом в обратном порядке все они, не сговариваясь. Гитарист первым деньги в футляр опять швырнул. И другие следом тоже карманы по новой выворачивали, вопросов не задавали. На место молча вернули, что в горячке выдрали, и в зал чесать дальше отправились, куда ж еще им.
Как точку поставил гитарист:
– Нехорошо парнас раздеребанили!
* * *
Только не уйти уже со сцены совсем было, хоть усталость давно жадность пересилила, качало аж “Пульсар”. Но захрипел вдруг Кабыш рок нездешний, с ума сошел. И Вера тут же рядом встала, дуэт придумала. А потом вообще на колени к нему села. И у зала целовались на глазах, номер такой.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
