Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
то сам Остелецкий да изредка медик Тимофей, разделявший страсть гимназиста к фотографии. Остальных же отпугивала едкая вонь реактивов, батареи стеклянных пузырьков, но, главное — страшные кары, обещанные штабс-капитаном всякому, что будет хватать руками тонкое оборудование.
Винтовку, вопреки совету штабс-капитана, Матвей с собой брать не стал. Незачем, если поднимется тревога, добежать до соседнего шатра, где под охраной часового в сколоченных из реек пирамиде составлено было оружие группы — дело нескольких секунд. Но револьвер он постоянно носил с собой, в мягкой кожаной кобуре на поясе — и сейчас потянулся к его рукоятке. Не то, чтобы он ожидал неприятностей, но мало ли?
В лаборатории никого не было — во всяком случае, на первый взгляд. Но когда он повернулся к стеллажу с химической посудой — проверить, всё ли на месте? — за спиной, из отгороженного парусиновой ширмой угла, где стояла койка (Матвей иногда, засидевшись допоздна за обработкой фотопластинок, оставался там на ночь) раздался шорох.
— Ни с места! Бросай револьвер, и не дёргайся, пристрелю!
И характерный щелчок взводимого курка, от которого сердце провалилось куда-то в желудок, а колени сделались ватными.
«…вот попал! И ведь на помощь не позовёшь…»
Матвей медленно разжал руку, револьвер упал на пол, чувствительно зашибив пальцы на правой ноге. Но он даже не дёрнулся — а вдруг неведомый психопат и правда, пальнёт? Доказывай потом, что ты и в мыслях не имел сопротивляться…
Незваный гость показался смутно знакомым — невысокий, чернявый, в холщовой рубахе и таких же штанах, с физиономией, прикрытой до самых глаз грязным платком, обильно заляпанных глиной, он зажимал под мышкой то ли узелок, то ли свёрток. Но не к свёртку был прикован взгляд гимназиста — в лицо Матвею смотрело дуло кургузого револьвера. Он сразу узнал систему — «Бульдог» английской фирмы «Веблей» с шестью патронами в гладком барабане. Матвей сам приценивался к такому в оружейном магазине, ещё в Москве, но в итоге отдал предпочтение американскому, системы.Джонсона. Жаль только, сейчас эта большая, мощная пушка валяется без всякого проку на земле и ничем не может помочь своему владельцу…
Однако, показывать чужаку своей растерянности Матвей не собирался.
— Что вам тут надо? Воровать пришли? Так я сейчас кликну на помощь!
— Вот только вякни словечко, и мигом схлопочешь свинцовую пилюлю! — окрысился чужак. — А то возомнил о себе, сопляк, бомбист недоделанный…
Умом Матвей понимал, что стрелять он не станет — часовой с карабином рядом, в двух шагах, возле палатки-арсенала, да и во дворе крепости полно вооружённых людей, сбежать не получится.
Чужак, видимо, думал так же — он осторожно, вдоль парусиновой стенки, скользнул к выходу и, скорчив напоследок, угрожающую физиономию, исчез. Матвей же стоял, словно Лотова жена, обратившаяся в соляной столб — так потрясло его это слово, «бомбист», которое он меньше всего ожидал услышать в подобной обстановке. И прошло не меньше минуты, прежде чем он вновь обрёл способность внятно размышлять.
Что делать — вот сейчас, в эту самую минуту? Что-то нужно, это понятно… Погнаться за чужаком, стрелять, задерживать? Поднимется суматоха, придётся объяснять — на бегу, наскоро, а злодей тем временем наверняка скроется. Пойти, рассказать Остелецкому? Да, это надо сделать в любом случае — и попросить в двух молодцов из его «свиты», чтобы вместе с ними разыскать «вора». Он ведь наверняка скрывается где-то тут, в Новой Москве, куда ему деться…
И тут Матвея как громом ударило — свёрток, который чужак уволок под мышкой! Он кинулся к столу, вытащил из-под него ящик. Сорвал брезентовую крышку и…
Содержимое ящика уменьшилось по крайней мере наполовину. Матвей быстро перебрал оставшееся — не хватало компонентов для изготовления запала адской машины, реактивов, свинцовых «бубликов» и хрупких стеклянных трубочек. Вор, кем бы он ни был, точно знал, что брать.
Он уселся на стул, не чувствуя ничего, кроме безнадёжного отчаяния. Ведь сколько раз давал себе слово — рассказать Остелецкому о своём «террористическом» прошлом, как и о содержимом ящика, привезённого из России. Уж лучше бы он утопил его в море — мелькала ведь такая мысль… Но — не стал, пожадничал, да и объяснение со штабс-капитаном всё откладывал, тянул, ждал чего-то… вот и дождался! Объясняться всё равно придётся — только теперь взрывоопасная «контрабанда» находится в чужих руках, и вряд ли нынешний их владелец настроен благожелательно. А виноват во всём — кто ж ещё, если не он, Матвей Анисимов, вчерашний гимназист, начинающий фотограф, путешественник, исследователь Чёрного Континента, и совершеннейший осёл…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Пушки Сагалло. I
Восточная Африка,
порт Обок,
резиденция губернатора.
Пушечный рык плыл над рейдом. Всякий раз, когда кто-то из сидящих за столом вставал и провозглашал тост, лакей подавал сигнал матросу на балконе губернаторского особняка; тот взмахивал большим флагом, и комендоры салютационных плутонгов разом рвали на себя обшитые кожей спусковые шнуры. Корабли эскадры, все в пёстрых гирляндах флагов расцвечивания, слитно выбрасывали с обоих бортов клубы ватно-белого порохового дыма и небо обрушивалось над портом Обок. С берега пушкам вторила восторженная толпа — горожане праздновали день Взятия Бастилии со всем пылом, присущим выходцам из прекрасной Франции, в какой бы части света они не находились…
Губернатор давал случаю праздника официальный обед, на котором, кроме всех сколько-нибудь заметных жителей города (белых, разумеется, и никак иначе!) и гарнизонных офицеров, присутствовали и офицеры стоящей в Обоке эскадры. В глазах рябило от парадных мундиров, галунов, золотого шитья и изысканных дамских туалетов — здесь хоть и колония, медам и мсье, но колония французская, а значит, надо соответствовать последним веяниям парижской моды!
Капитан Ледьюк конечно тоже был здесь — вместе с прочими старшими офицерами он занимал место на «губернаторском» конце стола, и был немало удивлён, обнаружив напротив себя мейстера ван дер Вриза. Видимо, решил моряк, соображения коммерции имеют в Обоке не меньший вес, чем блеск офицерских мундиров…
— Я слышал, ваше превосходительство, кое-кто в национальном собрании противился принятию годовщины именно этого события, как главного праздника?
Голос у трансваальца был низкий, хриплый, напоминавший рык льва. Губернатор с удивлением покосился на говорившего — он явно не ожидал от гостя подобной осведомлённости.
— Да, нашлись среди депутатов и те, кто объявил этот героический эпизод нашей истории бессмысленным кровопролитием. — подтвердил он. — Несомненный позор и преступное недомыслие — вам-то, как гражданину свободной Республики Трансвааль должно быть ясно, что обновлённая республиканская Франция нуждалась в новом Национальном празднике, как и в гимне, который был принят двумя годами раньше!
—…Allons enfants de la Patrie,
Le jour de gloire est arrive!..[1] — пропел на бессмертную мелодию «Марсельезы» сидящий напротив Ледьюка моряк, старший артиллерист крейсера «Примогэ», где держал флаг адмирал Ольри. Сам адмирал, сидевший через два стула от исполнителя, при этом слегка поморщился — артиллерист, хоть и пытался помогать себе, размахивая вместо воображаемой дирижёрской палочки бокалом бордо, но всё же безбожно фальшивил.
— В результате начались споры и склоки, грозившие затянуться до бесконечности. — продолжил губернатор, дождавшись окончания «музыкального сопровождения». — В итоге, депутаты пришли к соглашению: в принятом шестого июля 1880-го года законе о праздновании Национального праздника вообще не содержалось отсылок к какому-либо историческому событию. Что, впрочем, не мешает гражданам Третьей Республики уже который год шумно
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
