Книга У нас есть мы - Ирина Горюнова

«Одиночество мое начинается в двух шагах от тебя», – говорит одна из героинь Жироду своему возлюбленному. А можно сказать и так: одиночество мое начинается в твоих объятиях.

Нина Берберова

Мы познакомились с Алексеем, когда я училась на третьем курсе, а он уже заканчивал мед и собирался в аспирантуру. Выбрав своей специальностью стоматологию, как перспективную и неплохо оплачиваемую область медицины, он четко знал, чего хочет добиться, имел большие амбиции. Светловолосый упрямый мальчик с волевым, квадратно скошенным, словно обрубленным подбородком и словно бы в противовес – нежными, девически пухлыми и розовеющими сладкой карамелью губами. Приехавший из Тульской области, он успешно продвигался вперед и был на хорошем счету у педагогов. Устроившись подрабатывать в Институт педиатрии, он ухитрялся одновременно писать научные статьи, ходить на дополнительные семинары и конференции и быстро продвигаться вперед. Мне нравилась его целеустремленность и вера в себя, ему – моя хрупкость и доверчивость. Я рассказывала ему о детском доме. Он мягко, но решительно взял сторону Марии Афанасьевны и тоже считал, что эта работа не для меня.

– Ириша, пойми, ты слишком эмоциональна и впечатлительна, а этим деткам нужен человек твердый, неэмоциональный, хладнокровный. Помочь им сможет только тот, кто сумеет сконцентрироваться на их психических заболеваниях и правильно назначит лечение и так далее… А ты будешь плакать, искать их родителей и в итоге только все испортишь.

– Почему испорчу?

– Потому. Подумай сама.

– Я и думаю.

– Ты думаешь сердцем, а надо – головой, мозгами. Родишь своего ребенка, все устаканится.

– Я все равно пойду потом туда работать.

– Тебе никто и не запрещает. Я просто говорю о том, что вижу. Да ты и сейчас посещаешь свой детский дом все реже и реже.

– Ну, я же учусь, мне не хватает времени.

– Это понятно. Есть такая пословица: «Желание – тысячи возможностей, нежелание – тысячи причин». Ты просто скрываешь от самой себя правду, потому что она мешает тебе быть верной курсу, который ты наметила.

– Не знаю, может быть, ты и прав.

– Я прав, дорогая.

* * *

Через полгода Алексей сделал мне предложение. Я согласилась, безоглядно полюбив его, – за силу, ум, целеустремленность, волевой характер. К тому же он так красиво ухаживал: дарил цветы, возил отдыхать на Селигер, купил недельный тур в Египет и там, в Долине царей, в Луксоре, сделал мне предложение. Он произвел ошеломляющее впечатление на моих родителей. Если до знакомства с ним мама бурчала, что «провинциальному мальчику нужна прописка», то после того знаменательного вечера ее мнение изменилось радикально:

– Ой, Ирка, неужто тебе повезло? Прописки у него, конечно, нет, но такой мальчик всего добьется сам и всех москвичей за пояс заткнет. Он знает чего хочет и как зарабатывать деньги, делать карьеру. Я так рада за тебя! Смотри, береги его.

– Спасибо, мама. Я боялась, вы с папой будете против.

– Здесь не тот случай, доченька. Настоящего человека видно сразу. В конце концов, многие знаменитые ученые, актеры, режиссеры приезжали из глубинки и добирались до таких высот! Москвичи избалованы тем, что уже живут тут, а провинциалам нужно покорить столицу. Это закон природы, эволюция: сильный пожирает слабого, немощного, больного.

– Ты как-то цинично об этом говоришь, мама.

– Жизнь вообще цинична, малыш. Я тебе добра желаю.

– Знаю.

– Когда решили свадьбу устраивать?

– Скоро, мама. Я в положении. Не говорила тебе, потому что не знала, как ты отреагируешь.

– Поздравляю. Тебе бы сначала институт окончить. Четвертый курс. Может, аборт сделаешь?

– Ни за что! Это грех, убивать зарожденную в тебе жизнь. Возьму академку.

– Ну как знаешь. Твоя жизнь, тебе и решать.

– Спасибо, мама.

– Не за что, дорогая.

* * *

Мы поженились тихо и без помпы – не хотелось привычных воплей «Горько!», пьяных драк и причитаний тетушек типа: «Лебедушка белая, на кого ж ты нас покидаешь…» Да и с финансовой точки зрения тратиться на свадьбу, когда скоро появится малыш, не слишком разумно.

* * *

А потом я заболела краснухой. Это было страшно. Мы, близкие к медицине люди, понимали это лучше других. Острое воспалительное заболевание внутренних органов ведет к интоксикации, кислородному голоданию плода, а потом нарушается функция плаценты. В семидесяти процентах случаев при заболевании краснухой вирус вызывает тяжелые пороки развития. Алексей настоял, чтобы я сделала аборт.

После этого наши отношения охладились, стали сдержаннее. Я не смогла вернуться в институт – целыми днями валялась на кровати и ревела. Пытавшуюся было утешить меня маму я выставила за дверь комнаты с воплями: «Ты тоже хотела, чтобы я сделала аборт, ненавижу!» В тот период я ненавидела всех: Алексея, заставившего меня решиться на страшный шаг (а вдруг бы патологии не оказалось?), матерей, рожавших легко, а потом бросавших своих крошек, даже самих детей, которые маячили перед моими глазами и напоминали о том, что и у меня могло бы появиться свое маленькое родное чудо, ненавидела саму себя за то, что еще в юности баловалась черной магией, ведь теперь наступила расплата, быть может, именно за эти прегрешения. Хотя что там такого мы натворили? Крутили тарелочки, вызывали духов, гадали, пытались приворожить кого-то… но никого не убили, не сглазили, порчу не наводили, душу не продавали, сделок с дьяволом не заключали…

* * *

Периоды отупения чередовались с бабскими истериками, взвизгами, корчами и головокружением. Я покупала себе коньяк и, тупо сидя перед телевизором, цедила его маленькими глотками, заедая лимоном, – иногда это был весь пищевой рацион за сутки. Я похудела и осунулась… я задавала Богу вопросы, но Он молчал, всегда молчал: слова падали в зияющую пустоту…

* * *

Постепенно я стала приходить в себя, выбираться куда-то с подружками: в клубы, кино, театры. Но отношения с мужем оставались напряженными. Он делал карьеру – я же бросила институт и ничего не хотела. Смотреть на него было мукой, а уж позволить ему дотронуться, приласкать – и вовсе невозможно. Во мне что-то сломалось, и его желание близости воспринималось мною равным насилию. Когда мы занимались сексом, я стискивала зубы, не давала целовать в губы и считала секунды до окончания полового акта, вызывавшего во мне приступы неконтролируемого раздражения. Ему некогда было разбираться с «муравьями», царившими в моей голове, и пытаться помочь вновь обрести себя. Это приходилось делать самой. Вглядываясь в зеркального двойника, я осознавала пословицу «Врачу – помоги себе сам», но сил не было, собрать волю в кулак и изменить жизнь я и не могла и не хотела, напоминая себе доисторическую окаменелость, а потому пошла по пути наименьшего сопротивления – устроилась работать курьером в американскую юридическую фирму и целый день наматывала километры, шаг за шагом выбивая из себя все мысли и чувства, чтобы ощущать только безумную хроническую усталость и опустошить больную душу до состояния абсолютного вакуума.