преодолеть их порядки и просочиться к одной из точек выхода порталов была самоубийством.
Тридцатого июля немцы вышли к окраинам Могилева. Попытка запустить станцию подавления закончилась неудачей. Через двадцать минут работы немцы сосредоточенным огнем артиллерии разгромили целый квартал города, где мы замаскировали полуторку с радиостанцией. Хорошо, что я с ноутбуком, сканером и генератором предусмотрительно спрятался в подвал.
Женщины несколько раз включали установку и истерически просили вернуться. Но пришлось дать жесткую команду отключиться, перенести выход установки в самое первое положение и раз в день ее включать. А то любой близкий взрыв — и осколок запросто залетит вовнутрь и покалечит. Я пообещал рано или поздно вернуться на то место. Возможности прорваться пока не было. Бои шли по всему городу. Поселок Луполово был занят, и эвакуироваться воздухом уже возможности не было.
Глава 17
Бои в городе не умолкали. О Ковалеве ничего не было известно, поэтому, потеряв возможность влиять на происходящие события, пришлось стать простым бойцом. В составе группы из шести снайперов, вооруженных СВТ-40 с оптическим прицелом и моей СБУ, устраивали снайперские засады, как правило, в составе пехотного подразделения, чтобы скрыть эффективность огня снайперов на общем фоне потерь, но и это давало свои плоды. Попытки атаковать без танкового прикрытия практически прекратились. Мне, как человеку двадцать первого века, развалины Могилева напоминали Сталинград. Те же разгромленные дома и улицы с остовами сгоревшей техники, заваленные трупами защитников и атакующих. Мой эрзац-напалм стал пользоваться большой популярностью. Специальный отряд НКВД занимался тем, что готовил адскую смесь и разливал по бутылкам. Чистяков, еще до начала наступления получив мои рекомендации, согласился с соблюдением режима секретности. Поэтому линию соприкосновения с противником можно было точно идентифицировать по тяжелому черному дыму.
Немцы, еще не имевшие отработанной тактики ожесточенных уличных боев, несли потери. Это уже после Сталинграда появилась тактика штурмовых групп в составе двух единиц бронетехники, огнеметчика и восьми-двенадцати бойцов. Сейчас эту тактику использовали мы. Так получилось, что я остался единственным командиром в звании капитана, и мне пришлось взять на себя командование сводным отрядом, состоявшим из бойцов 747-го и 514-го стрелковых полков, отступивших в черту города.
Разбив людей на штурмовые группы, проинструктировав по тактике ведения боя командиров и распределив зоны ответственности, мы приступили к организации обороны очередного квартала. Из тыла мальчишки-пионеры с трудом принесли несколько ящиков с бутылками, заполненными нашим напалмом. Получив из штаба несколько ящиков с толовыми шашками, мы приступили к изготовлению в полевых условиях самодельных взрывных устройств. Простые портянки пропитывали солидолом и на них аккуратными рядами накладывали стреляные гильзы. Получившимися осколочными рубашками обматывали толовые шашки, изготавливая заменители оборонительных гранат. На пути возможного продвижения немецких танков установили управляемые фугасы из снарядов 152 — миллиметровых гаубиц. К двум-трем бутылкам с зажигательной смесью приматывали толовую шашку, и все это заматывали самодельной осколочной рубашкой. Такой гибрид при взрыве среди живой силы противника производил неизгладимый эффект.
Каждый дом давался немцам с большими потерями. По моим подсчетам, только на моем участке мы положили около двухсот человек и четыре танка. Единственное, что немцы могли противопоставить, так это расстреливать дома из танковых пушек и гаубиц с закрытых позиций. Попытки выкатить несколько полевых орудий закончились большими потерями расчетов от огня снайперов.
Но даже самоотверженная борьба не может противостоять безжалостному, выверенному механизму. Я всегда считал, что там, где говорят о героях, молчат про ошибки. Война — это работа. Если все настроено и подготовлено, то нет места героизму. Это работа, грязная и кропотливая, но работа. И немцы умеют ее делать. А мы оплачиваем ошибки начальства своими героическими смертями.
Как и в прошлой истории, штаб 13-й армии принял решение идти на прорыв. Части, расположенные в городе и отсеченные вклинившимися частями 23-й немецкой пехотной дивизии, не были извещены. После попытки прорыва мы еще четыре дня отбивались в городе. Все свои приборы — ноутбук, радиосканер и радиопередатчик — я спрятал в подвале полуразрушенного дома, на всякий случай заминировав. С собой оставил переносную радиостанцию. Патронов практически не было, все уже давно сражались трофейным оружием. Из отряда численностью около ста пятидесяти человек остались в строю двадцать шесть. Среди них были моих два старых знакомых еще по бою в лесу, старшина Вяткин и молодой боец Воропаев. Они давно меня узнали и всегда старались держаться рядом. Как-то вечером, после боя, молодой Воропаев в лицах рассказывал, как тогда в лесу немцам надавали. Поднимал, так сказать, авторитет.
Как-то, это было сразу по окончанию училища, и я молодым зеленым лейтенантом попал в часть, один старый-старый прапорщик сказал интересную вещь, которую я никогда не забываю и стараюсь следовать ей: «Никогда не говори солдатам, что все знаешь и умеешь, показывай делами, тогда только будут уважать и при необходимости пойдут с тобой на смерть». Сейчас, будучи в двух шагах от смерти, я понимал, насколько он оказался прав.
Я видел, как бойцы собирались вокруг подготовленного и уверенного командира, который не пошлет их на убой, а будет с ними воевать по-умному. Так сейчас и получилось. Под моим командованием оказался небольшой отряд, в котором остались только самые опытные, выжившие в многодневных боях бойцы. Это был самый лучший экзамен, и те, кто его сдал, ценились на вес золота.
Прошло четыре дня с того момента, как части 13-й армии пошли на прорыв, оставив в окруженном городе несколько тысяч человек. Без боеприпасов и медикаментов они не могли обороняться, и немцы методично подавляли очаги сопротивления.
Оставаться в городе уже не имело смысла, и я принял решение прорываться в леса. Немецкие части в Могилеве уже сменились — те, что принимали непосредственное участие в штурме, были отведены на пополнение, а мобильные моторизованные дивизии ушли на Смоленск и Кричев.
Сейчас в городе орудовали части второго эшелона. Это давало шанс. Естественно, прорываться на соединение с советскими частями я и не думал. Там как раз немцы нас и ждали, прежде всего, нарваться на засаду проще простого. Поэтому мы решили пробираться в сторону Днепра. Замаячила возможность выйти поближе к порталу, а там уже можно было что-то придумать. Тем более команда подобралась очень даже неплохая. Во всяком случае, не хуже, чем наша рейдовая группа морской пехоты, с которой я колесил по просторам Крыма. Может, подготовка и хромала, но зато дух и настрой были на высоте. Слабовольные давно сами посдавались в плен и уже пахали на разминировании полей и участвовали в разборе завалов.
Тут очень помог прибор
