Расстегиваю пуговицу на манжете, закатываю рукав. То же самое проделываю на второй руке.
Пальцы трясутся, на сердце горе. Булыжником прибивает. Да так, что сдержаться нереально. Я его люблю до Луны. Я так и не смогла, не смогла перешагнуть через его «я так решил».
Как можно было вот так решить?
Как можно было молча согласиться?!
Поднимаю взгляд.
Смотрим друг на друга, смотрим… внезапно раздаётся оглушительный шлепок. Потому что я со всей дури бью его по щеке, морщась от боли в запястье. Голова Марата резко отклоняется в сторону, супруг замирает, поджимая губы.
— Это тебе за «давай разведемся», — стирая слезу, ломающимся голосом произношу, пытаясь говорить членораздельно. — За то, что отказался от меня в первый раз. А это…
Набираю в грудь побольше воздуха. Луплю по второй щеке, несдержанно сжимая ладонь в кулак. В этот раз Марат предугадывает мой порыв и напрягает шею, не смягчая удар. На мгновение прикрывает глаза.
— Это за то, что отказался от меня сейчас.
— Лис… — нашей маленькой нежностью из прошлого режет без ножа. Просто оголенным проводом ведёт по коже…
— Ты хотел меня поцеловать. Я же видела! — слёзы градом катятся из глаз, кипятком обжигая щеки и шею. — Скажешь, нет?!
Под натиском ярых претензий и моих неудержимых эмоций ломается его броня. И летит к чертовой матери.
Я чувствую неожиданный толчок и смягченный крепкой ладонью удар затылком об холодильник, чувствую, как супруг нагло пропихивает колено между моих ног, налегает так сильно, что я ощущаю пряжку его ремня.
Марат с силой прижимается к моему рту губами, но я кусаю его, впиваясь зубами, отталкиваю, обезумев. Он терпит, не позволяя мне увернуться. Проникает языком глубже, заставляя раскрыться под таким напором. И спустя мгновение ощущаю трепетное поглаживание по щеке. Вздохнуть тяжело, думать тяжело. Небо рушится на наши головы, но эти пылающие обломки лучше того айсберга, что от нас остался. Время замирает. Все теряет значение.
Ненасытно провожу ладонью по его волосам, ласкаю затылок, царапая коготками, упиваюсь этим мгновением, когда всмятку и душа, и тело. И кажется, что ещё не все потеряно…
Марат так сильно вжимает меня в себя, что вздохнуть мне уже не по силам.
— Без тебя какая-то агония, — отпускает мои губы, чтобы, не открывая глаз, прошептать натянуто, слегка прикусывая ухо, вновь пуская мурашки по моей спине. — И хочется уже, наконец, сдохнуть, чтобы без мучений дальше, — перерезает остатки моего самообладания.
И вновь впивается в мой рот, отнимая возможность рационально мыслить, заставляет обхватить его шею, отчетливо чувствуя, как разрастается пожар внутри, сметая на своём пути все преграды и смывая любой здравый смысл.
Поднимает меня на руки, не прекращая затяжного поцелуя, и относит в комнату. Бережно укладывает на гостеприимно расстеленный диван: я же заранее готовилась.
Вцепляюсь в его плечи, не вынесу, если он сейчас отстранится. Хочется кричать от избытка чувств, когда его губы касаются живота, оставляя дорожку горячих поцелуев, а руки стягивают топ, торопливо отбрасывая ненужную тряпку в сторону…
Глава 29
Марат, совершенно одуревший, утыкается мне в шею, вдыхает тонкий сладковатый аромат масла и запах моего тела.
А мне дышать страшно, как будто происходящее развеется, как туман. Окажется обычным сном. Надеюсь, он не станет меня преследовать неотступно…
Его пальцы тонут в мягкости моих волос, он собирает ртом жар моего дрожащего дыхания. В ответ провожу ладонями по темным волосам Марата, до боли впиваясь в кожу его головы. Стараюсь притянуть к себе ближе, как безумная, снести все преграды между нами. Внутри ноет и ноет, болезненным трепетом отдавая в груди. Я смакую его рот, провожу кончиком языка по правому уголку, затем ласкаю левый и веду обратно, отчаянно исследую его нижнюю губу, ощущая легкую шероховатость. Прикусываю несильно, играю зубами, контролируя себя, хотя хочется впиться в мягкую плоть и не отпускать.
Вся дрожу в его руках, наслаждаюсь весом его тела. Поглаживаю широкие плечи, мечтая, наконец, стянуть с них одежду.
Дальше все. На большее Марата не хватает…
Слегка тянет за волосы, заставляя меня запрокинуть голову. Врывается в мой рот, торопливо проходится по небу, активно трется о язык, заставляя окончательно терять рассудок. Ладони его спускаются ниже, тяжело обрисовывая изгибы тела, язык скользит возле уха, по подбородку до горла, ниже, задевает ямочку между ключицами, распространяя пожар.
С лёгким шлепком его ладони опадают на мои бёдра, тут же впиваясь в кожу. Марат горячо выдыхает мне в живот, а я улыбаюсь — щекотно — и выгибаюсь ему навстречу, предлагая себя. Снова. Плевать на все. На все, что мы сделали с ним неправильно, на наши ошибки и падения. Мы должны вместе подняться и залечить раны друг друга, взяться за руки и запустить в мирное небо огромный шар с именем «второй шанс». Мы же все ещё семья, и это не перечеркнуть переездом, расставанием или ненавистным штампом.
Отбойные молотки стучат в голове.
Безмолвный крик рвёт душу, когда Марат спускается ниже, отодвигая в сторону кромку белья, медленно проводит языком по бедру прямо поверх темных чернил, касается губами фразы на испанском, дыханием ласкает крохотное очертание двух соединённых обручальных колец поверх нежного лепестка…
— Хочу, чтобы ты навсегда была только моей, — шептал мне Марат на ухо, красной розой ведя ровную линию от горла вниз, замирая там, где эмоции скрутились в тугую пружину.
Это было наше свадебное путешествие в Испанию. Бурное, сладкое, неповторимое… По возвращении домой я набила на бедре память о том моменте. И слова. Самые искренние, самые правдивые. От сердца, переполненного любовью.
«Тебе уже принадлежу».
Марат яростный противник искусственно созданных линий на теле, но по поводу скромного рисунка слишком уж возражать не стал. Это ведь только для нас. Такой вот символ. Крохотный. Незаметный для остальных. Но такой значимый.
«Что же я натворил…»
Вдруг распахиваю глаза, пытаясь осознать. Я правда это слышала? Едва уловимые, как шелест ветра, слова. Или это плод разыгравшегося воображения?..
Отравленный нож сильнее впивается в сердце.
Сожаления топят. Как можно было со стороны наблюдать, как догорает мой брак? Я же ведь ничего не сделала, ничего, и это больнее всего, и горько от этого. Семья это мы. А не он и я в отдельности.
Он воткнул нож, я прокрутила, позволив рассыпаться привычному уюту и мечте о счастливом будущем.
Как это могло произойти?
Одежда уже украшает пол и подлокотник кресла. На моем теле точно останутся следы нашего отчаяния. Мои запястья горят под его ладонями. Марат заводит мне руки за голову, заглядывая
