Мужчина опускает глаза. Вижу, как напрягаются его скулы. Уверена, сейчас он бы с радостью вцепился мне в глотку похлеще старика из СИЗО. Но связи дедушки служат хорошим ошейником для этих псов.
- Вчера в вашей квартире был произведен обыск, - когда следователь поднимает на меня глаза, на его губах искрится улыбка. Омерзительно довольная. Точно такая же, как и вчера, в моей спальне. Когда он вытащил при понятых из ящика тумбочки мой Хитачи.
Я предложила купить такой же его жене. Он грубо швырнул его и разбил о стену. Мое удовольствие ценой в несколько десятков тысяч рублей. А потом будто специально полез в отделение шкафа, где лежало мое нижнее белье. В итоге раскидал по полу все исподнее.
Все до единого присутствующие испытывали испанский стыд. Никто из них не собирался с головой лезть в мои шмотки. Все понимали, что ничего не найдут. Да и задачи такой у них не было. Ни у кого, кроме Колесникова.
- В ходе которого, - продолжает он, задумчиво пролистывая дело. – Были изъяты рабочие документы. Несколько материалов проверок. Документы, которые в принципе не должны были находиться в вашем доме, - он поднимает на меня глаза, сверлит взглядом.
А меня начинает трясти от того, насколько я устала от общения с ним.
Поднимаюсь неспешно со стула и подаюсь к нему, облокачиваясь ладонями о стол. В глаза его холодные, ненавистные смотрю так пристально, будто они – единственное, что мне нужно.
- Если хочешь тр*хнуть меня, так и скажи, Колесников. Только перестань *б*ть мне мозг, ладно?
Его лицо становится каменным и серым.
- Ты идиотка., - цедит брезгливо, скривив губы. - Разве не понимаешь, как закапываешь себя? В самую глубокую яму зарываешь! Ты на себя в зеркало посмотри, думаешь, я могу хотеть тебя? Подстилку бандитскую!
Обойдя стол, он приближается ко мне. Наклоняется к самому лицу. От него разит подлостью.
- А это что-то новое, - улыбаюсь, игнорируя тошнотворный рефлекс. – У тебя появилась доказательства или это снова пустой треп?
Мужчина щурится недобро.
- Он в больничке, и ты это знаешь... И твое счастье, что он без сознания. Молись, чтобы Шторм сдох, Романова. Если выживет, его ждет карцер. Поимеют твоего авторитета во все места – запоет как миленький. И расскажет, как влюбленная дура следователь помогала ему в организации бунта. Вот тогда то и загремишь ты по полной, лет на десять строгача...
Меня потряхивало изнутри. Но в ответ я одарила его широкой улыбкой.
- Тогда я на твоем месте спешила бы трахнуть меня. Ведь на зоне уже не первой свежести стану. Туберкулез не идет к лицу женщинам, - глаза его сверлю наглым взглядом.
– Только вот незадача. Ты ж импотент чертов. Плюс зеркальная болезнь, Колесников. Поэтому ты ненавидишь красивых баб? Потому что смотрят на тебя как на дерьмо собачье? Ты ж свой член видел в последний раз только в зеркале...
Он хватает меня за ворот, встряхивает, сжимая его до белых фаланг.
- Лучше заткнись, иначе...
А вот и эмоции. Быстро сдался, неудачник.
- Иначе сядешь со мной, да? Ну, давай Колесников, чтобы мне не скучно было!
Смеюсь, когда он с презрением отталкивает меня. Ублюдок. Именно то дерьмо, что и портит нашу систему. Продажное и мерзкое. Решившее, что может слишком много.
Я развернулась и направилась к выходу. Хлопнув дверью, поспешила вниз по лестнице. В глазах нещадно жгло, я понимала, что на последнем издыхании. Еще несколько минут и меня прорвет. В оглушительной, удушающей истерике.
Когда села в машину, бросила сумку на пассажирское и устало закрыла глаза. Не хотелось ничего. Просто раствориться, исчезнуть, не быть. Шторм в коме. Он потерял слишком много крови и неясно, выживет ли он. Я одна, и мне совершенно некому помочь. Дедушка пытается, но я понимаю, что не все в силах пенсионера. Его давно списали со счетов и вряд ли станут впрягаться за меня, ради желания сделать приятное старику.
Еще и Боря пропал. Уже несколько дней не выходил на связь. Я, в общем-то, тоже ему не звонила. Все это время я в основном лежу в кровати и хочу сдохнуть.
Больше нет сил сражаться. Нет сил смотреть в омерзительное лицо следователя или в трусливые лица бывших сослуживцев. Я ненавижу их всех, и единственный, кто мне нужен сейчас был недосягаем. Разве есть смысл бороться дальше?
Обыск стал испытанием для меня. До самого утра убирала квартиру, намывала ее. Теперь ощутила на себе эту унизительную процедуру. Только я всегда подходила к вопросу профессионально и действовала так, чтобы доставить минимум неудобства. Колесников же наслаждался каждой секундой этого действа.
Не заметила, как подъехала к дому. Глаза застилали слезы. Я вышла из машины и поднялась наверх. Не раздеваясь, замертво упала на диван, сжавшись в комок.
Это тяжело. Понимать, что стоишь на руинах собственной жизни. Понимать, что все, чем дорожила, к чему стремилась изо всех сил и без оглядки, больше не имеет смысла. А что имеет? Я не знала.
Хочу ли я выбраться сухой из воды? Хочу. А что делать дальше? Я понимала, что в органах работать больше не стану. Я ненавидела всех, кто причастен к ним. Продажные и двуличные ублюдки. Такая система. Здесь могу работать только подогнанные под стандарт детали. А мыслящие иначе, бракованные, она выплевывает или разбивает.
Я слышала, как трезвонит мой мобильный. Думала о том, что хочу напиться. Просто не думать, перестать бояться за Русакова. Перестать бояться за себя.
Не было сил даже подняться и открыть дверь. Уже минут пять, как в нее стучали. Собрав в кулак последние силы, прошествовала в коридор. Стоило повернуть ключ в замке, в квартиру ворвался Боря.
Окинув меня взволнованным взглядом, тут же сгреб в охапку.
- Ален, ты напугала меня, - проговорил на ухо, прижимая к себе.
Я не двигалась, позволяя ему быть рядом.
- Ты в порядке? – отстранившись, посмотрел на меня с тревогой.
Я пожала плечами.
- Вчера был обыск, сегодня допрос. Я в полном порядке, Борь. Ты бы уезжал, а? А то засекут еще со мной, тоже под раздачу попадешь, - я вернулась обратно в гостиную и легла на диван. Сжалась в комочек. Хотелось рыдать. Навзрыд. Но я не привыкла плакать при ком-то. А он не собирался уходить.
- Я с новостями,- Боря подошел ко мне. Я почувствовала, как он сел рядом на диван. Не стала оборачиваться. Не хотела, не видела смысла.
- Пришла экспертиза по срезам ногтей. Ален... – он тронул меня за плечо.
Я обернулась.
- Совпало. – Боря кивнул. Я видела, насколько он напряжен.
– Это Дробин, он убил Эдика.
Я опустила голову обратно на подушку. Его слова не удивили меня. Я и так все знала. И то, что он выкрал листы дела, и то, смерть Золотарева и Ольги на его руках. Вот только еще неделю назад эта информация помогла бы мне. Но не сейчас...
