– Ну, по крайней мере, у нас достаточно еды, – говорит Бенжамин.
Нильс бросает взгляд на Бенжамина, словно желая заразиться от него хорошим настроением, Бенжамин улыбается, Нильс смеется и проводит рукой по волосам.
– С пирожками всегда так: съешь один, захочется еще, – говорит он.
Бенжамин смотрит на дом и видит, как кошка возвращается к миске с едой.
– Все в порядке? – спрашивает Нильс.
– Да, – отвечает Бенжамин. – Я видел оленя.
– Оленя?
– Да. Он стоял прямо посреди дороги, я успел затормозить в нескольких метрах от него.
– Ой, – говорит Нильс.
– Да уж, все могло сложиться крайне неудачно.
Тишина, лишь слабое шуршание кондиционера. Бенжамин держит руль обеими руками. Темные тучи наползают на голубое небо. Он медленно проезжает по подъездной дороге к дому Нильса на шоссе, по которому ехал сюда.
– По возможности развернитесь, – говорит женщина в навигаторе.
Слишком поздно. Ничего уже не избежать, невозможно остановить то, что запущено.
– Ну что, сделаем это, – говорит он.
– Сделаем, – подтверждает Нильс.
И они едут ранним утром мимо спящих домов, и когда они выбираются на шоссе, пролегающее между полями, Бенжамин понимает, что они направляются в самый эпицентр бури. Туча висит низко, кажется, что она слишком тяжелая, ее притягивает к земле. Здесь, у них, все еще светит солнце, но уже заметно: в городе хаос. Бенжамин смотрит на часы. Он уже целую жизнь не следил за временем, но внезапно все происходит одновременно, сегодняшний день должен вместить столько событий, что время дорого. Сразу за холмом Бенжамин видит следы шин на асфальте, он снижает скорость и кричит:
– Это здесь!
Нильс отрывает взгляд от телефона и смотрит на брата. Бенжамин сдает назад, чтобы следы оказались прямо перед ними.
– Вот здесь я тормозил. Здесь был олень.
– О черт! – говорит Нильс. Он наклоняется, чтобы рассмотреть получше. – Неплохо оттормозился.
Бенжамин видит на дороге симметричные черные полоски. Он смотрит в лес. Прижимает ладонь к носу, нюхает пальцы, от них все еще исходит слабый запах животного. Затем он едет дальше.
– Это было на самом деле, – бормочет Бенжамин.
– Что? – спрашивает Нильс.
– Нет, ничего.
Но это не так. В ту же секунду, когда олень исчез в лесу, Бенжамин начал сомневаться, действительно ли все это с ним произошло или ему просто привиделось. Он не знал точно, не мог определиться, а рассказывая брату, сам себе не поверил, подумал, что все это звучит слишком неправдоподобно. И когда они уезжали от Нильса, он уже совсем убедил себя, что все выдумал. Но вот они, отметки от шин, кажется, что реальность пытается достучаться до него с помощью следов на асфальте: это было. Там, в машине, сидя рядом с братом, освещаемый восходящим солнцем, глядя на бурю впереди, в тишине, которую не нужно было нарушать, он впервые за долгое время чувствует себя спокойно.
– Я рад, что мы это делаем, – говорит Бенжамин.
– Я тоже, – говорит Нильс.
Он включает радио, звучит знакомая ему мелодия, и он постукивает в такт пальцами по рулю. Они подъезжают к городу, едут по высокой эстакаде, все еще совершенно одни, словно все эти пять полос построили только ради них, чтобы обеспечить им свободный путь в таком непростом путешествии, а в городе хозяева кафе поднимают железные жалюзи, расставляют уличную мебель, а братья останавливаются возле дверей Пьера и ждут, потом Нильс звонит, и Пьер спускается к ним с маленькой сумкой и чемоданчиком, которые он кидает в багажник.
– Чертова погодка, – говорит он, садясь в машину.
– Хорошо сказал, – говорит Нильс. – Очень точно.
– Спасибо, – говорит Пьер.
Бенжамин смеется.
Он поворачивает, осторожно проезжая мимо припаркованных в два ряда автомобилей. Пьер копается в телефоне, просит Бенжамина подключить телефон к аудиосистеме автомобиля, а потом ставит песню, которую Бенжамин сразу же узнаёт.
– Я подумал, что это будет саундтрек к нашей поездке, – говорит Пьер и хихикает. Звучит Лу Рид[7], и Бенжамин улыбается, думая обо всем, что им предстоит сделать, о той невыносимой тяжести, которую предстоит выдержать, о том, как музыка в машине объединяет братьев, когда они, прикрываясь иронией, тихонько подпевают ей. Перед припевом они набирают в легкие воздух, Пьер кричит «Громче!» и опускает стекла, и они втроем, улыбаясь, поют о прекрасном дне. Пьер высовывает из окна обе руки и делает пальцами знак «победы», Нильс более сдержан, как обычно, но Бенжамин смотрит на него и видит, что тот распевает во все горло.
Бенжамин смотрит на своих братьев и думает, как сильно он их любит.
Он едут на юг города к кладбищу, три брата едут за урной с прахом матери, и песня эхом отдается в плохих колонках в это пустынное утро, светофор внезапно переключается на красный свет, и Бенжамин резко тормозит.
– Эй, – кричит Пьер. – Осторожней!
– Нам больше неприятностей не нужно, – говорит Нильс.
Пьер отрывается от телефона.
– Что? – спрашивает Пьер. – Больше?
– Бенжамин чуть не сбил оленя сегодня утром.
– О черт, – говорит Пьер.
– Он был очень близко, – говорит Бенжамин.
Бенжамин думает об олене, о том удивительном моменте на шоссе. Как олень повернулся в лесу, словно ждал, что Бенжамин пойдет за ним, словно звал его.
– Помните лосенка из нашего детства? – спрашивает Бенжамин.
– Что? – говорит Нильс.
– Папа сбил лося, – говорит Бенжамин. – Мы искали его и нашли в лесу. И папа добил его домкратом.
Песня закончилась, в машине стало тихо. Пьер смотрит в окно.
– Папа сбил лося? – спрашивает Нильс.
– Вы что, правда не помните? Мы стояли у дороги и смотрели на звезды. И всю дорогу домой он проплакал.
Нильс смотрит в телефон, открывает одно окошко за другим, перебирает меню. Бенжамин с надеждой смотрит на Нильса, а потом в зеркало на Пьера, тот покашливает и отводит взгляд.
– Вы не помните? – спрашивает Бенжамин.
Они не отвечают.
Машина за ними гудит. Светофор переключается на зеленый. Бенжамин включает первую передачу и трогается, вокруг темнеет, он щурится, чтобы разглядеть дорогу. Небо разверзлось, на машину обрушивается проливной дождь, и сразу за дождем налетает ветер. Бенжамин замечает, как внезапно темнеет, как ветер рвет вымпелы на штангах возле входа в отель, как пригибаются, укрываясь от непогоды, прохожие на тротуаре. Возможно, этот ветер сдует город с лица земли, это шторм, который стоило бы назвать человеческим именем.
