— Артемий Викторович, а если создать какое–нибудь простое, но при этом эффективное оружие? — задал я вопрос уже вслух. — Огнемет, например, или… — тут меня осенило. — Атомную бомбу! Для нее же нам хватит одного–единственного элемента! Закинем урана демонам, а потом заглянем туда через пару дней в костюмах радиационной защиты.
Бородатый Денис повернулся в мою сторону и показал большой палец. Неужели я что–то по–настоящему умное спросил?
— А вот теперь благодаря Мише мы подошли к трем законам преобразования, — довольно улыбнулся главреж, отвечая на мой вопрос. Ох, чувствую есть тут подвох. — Первый: нельзя преобразовать оружие, если его размеры по сумме сторон превышают два метра. Второй: то же самое, но уже меньше десяти сантиметров. Тут я должен немного пояснить — эти цифры, судя по оставшимся от предков записям, взяты из ограничения по росту обладателей масок и длины их самих. Два метра и двадцать сантиметров. Как выяснилось, двухметровые люди в том мире были страшной редкостью… Впрочем, это уже лирика, вернемся к законам. Остался третий: не поддается преобразованию оружие, если хотя бы один из элементов или материалов меняет в процессе использования свое агрегатное состояние или свойства. Огнемет отпадает именно по этой причине. И атомная бомба — деление ядер сюда тоже относится. То же самое с отравляющими веществами.
— Артемий Викторович, а как же пули? — меня внезапно осенила догадка. — Допустим, как вы говорите, кто–то преобразовал реплику старинного нагана. Но в пулях же порох, а это составное вещество…
— Все верно, Миша, — усмехнулся главреж. — Пули преобразовать невозможно. Все боеприпасы к огнестрелу — настоящие, но, к счастью, даже в таком виде, когда мы изменили по факту только сам ствол, хутхэнов поражать получается. В начале двадцатого века первый Миланский театр занимался исследованиями на эту тему, и, как оказалось, это связано с целостностью преобразованного оружия. Не знаю, как точно это объяснить, итальянцы опирались на добытые записи из другого мира, но, если коротко, в момент выстрела оружие, маска и снаряд становятся единым целым и все вместе поражают хутхэна. В итоге мы не столько наносим ему раны в привычном смысле слова, а нарушаем его связь с миром, и демон умирает.
Вот оно, значит, как. Что ж, кажется, я начинаю по–настоящему понимать правила этого нового открывшегося мне мира. Но вопросов, чувствую, еще немало всплывет. Как порой говорит Лариска, только успевай записывать!
Глава 14. Законы и правила
— А если преобразовать только металл самой пули? — спросила Элечка, подавшись вперед. Кажется, мы неожиданно затронули темы, которые они раньше не обсуждали.
— Слишком мало… — покачал головой Иванов. — То самое единство, которое открыли в Милане, оказывается недостаточно стабильным. Только полное превращение оружия позволяет добавить огнестрелу поражающий большинство демонов эффект. Ну, и нам проще. Надо только преобразовать само оружие, а пули можно просто купить у людей.
Вот оно что! Теория единства легла в копилочку к остальным рассказам Иванова, но почему–то гораздо больше меня заинтересовала очередная связь масок и обычного мира. Как оказалось, они, то есть уже мы, конечно же… В общем, представители нашего общества платят частью добычи из параллельного мира не только за свое спокойствие, но и за то, что принято называть снабжением. Пули… Один из законов преобразования, слабое место этой технологии, не позволяет создавать не только огнеметы и атомные бомбы, но и кажущиеся простыми пули. Вот почему за многие сотни лет маски так и не продвинулись в возвращении утерянной родины. С мечами и копьями–то даже при поддержке немногочисленных пулеметов много не навоюешь.
А ведь есть и еще один важный момент. Будь я даже стопроцентной маской и схвати, к примеру, макет АК‑47, преобразуй — и что дальше? Я же не умею из него стрелять! Из ружья — да, и то с грехом пополам. Помню, дядя Федя, классный охотник и брат отца учил меня обращаться со свой «Сайгой». Если бы я тогда знал, как мне пригодится такое умение в будущем… А так ведь не помню уже ничего, не любил я уроки дяди Феди и всегда с ужасом жмурился перед выстрелом, мечтая, чтобы все это поскорее закончилось. Запомнил только простую истину — нажимают не на курок, а на спусковой крючок. А курок взводят. Но много мне сейчас это даст? Да уж, пулеметчик из меня точно не выйдет.
— Хорошо, а если рельсотрон? — тем временем неожиданно выдал Денис, и на него тут же все обернулись. — Или, как его еще называют, рейлган? Ну, это когда вместо пороха используется электричество? В этом мире ведь даже есть опытные образцы… По факту у нас будет только два элемента: рельс, шар, которым мы поразим врагов, и еще добавится электричество, которое сформирует магнитное поле для разгона.
— Это тоже пробовали, — вздохнул Артемий Викторович. — Лет пятнадцать назад в Америке Джон Гудвин подумал так же, как и ты. Он создал работающую модель электрической винтовки, попытался ее преобразовать и…
— И? — Денис даже вытянулся от любопытства и нетерпения.
— Ничего не вышло, — развел руками режиссер. — Приборов, четко фиксирующих процесс преобразования, у нас нет. Наверняка они были, но остались там, по ту сторону порталов… В общем, неважно, засечь и замерить преобразование технически нельзя, поэтому мы не можем утверждать точно. Но, по всей видимости, электрический импульс как–то воздействует на процесс преобразования, останавливает его или полностью нивелирует. На мой взгляд, почти то же самое, что и со всеми преобразуемыми материалами вроде пороха или газов. Электрическое поле как–то воздействует на металл, и все, наши маски начинают считать, что он изменился и не подлежит преобразованию. Косвенно это подтверждается тем, что вблизи трансформаторов, ЛЭП и электростанций эта способность работает со сбоями. Это явление называется парадоксом Гудвина. А кто–то и вовсе считает, что это четвертый закон преобразования.
— И кто придумал все эти законы? — спросил я. С одной стороны, вроде бы какая разница, кто открыл закон тяготения, если он просто существует по факту? А с другой, как сказал Иванов, чем лучше мы поймем этот мир и свои силы, тем больше шансов выжить.
Вот и сейчас Артемий Викторович благосклонно кивнул мне в ответ.
— Большинство наших исследователей склоняются к мысли, что эффект преобразования — это такая же часть физики мира, что и, скажем, гравитация, или теплообмен, — сказал он. — К примеру, есть закон сохранения энергии, а есть законы преобразования. Вот почему утерянное оружие того мира, нашего, гораздо эффективнее и проще — оно спроектировано с учетом этих законов. Здесь, на Земле, они тоже работают, вот только теория безнадежно утеряна… Поэтому и оружием мы пользуемся местным, преобразуя его и, по факту, как школьники–двоечники подгоняя решение задачи под готовый ответ, как бы грустно это ни звучало. Я читал об излучателях и импульсаторах, это то, что использовали наши предки во время войны с хутхэнами — там деталей, то есть элементов, всего не больше десяти. И слабая маска вполне соберет. Беда, повторюсь, в одном — нам, современным маскам, не хватает знаний и представления о работе, а также принципе действия потерянных вооружений. А чертежей нет, только скудные описания. В том числе поэтому сильные кланы стремятся найти арсенал или фабрику. Но, как вы наверняка знаете, именно в таких местах скапливается больше всего хутхэнов, причем наиболее сильных. А потому довольствуемся тем, что есть. По крайней мере, какое–то время…
