Оборотень недовольно сморщился. Потом развернулся и, прижав Меридит к стене, задрал ей платье.
После, одергивая юбку и туша о прохладные ладони горящие от поцелуев и страсти щеки, девушка подытожила, что так он и поступает, когда нечем крыть.
К чему она сейчас вспомнила это? Разве для того, чтоб залиться краской и, нервно сглотнув слюну, попытаться унять жар и дрожь во всем теле? Вот это раздражало. Сильно раздражало. Вряд - ли дело было только в страсти...
С Адионом тоже была страсть, он даже нравился ей иногда, несмотря на все его заскоки и больные фантазии, но никогда, НИКОГДА Меридит не хотела его так...
...ТАК, как Элиджара.
Это жгущее чувство, застрявшее перцем в глотке, лежащее горячим камнем внизу живота, крутящее жарким пожаром тело, как в лихорадке - раздражало. Но, наряду с этим раздражением было точное знание того, что лишись она этого чувства сейчас - лишилась бы жизни.
Лимбрий, похоже, все прекрасно знал. Всякий раз, когда девушку начинало вот так крутить - ехидно хихикал и отпускал шуточки. А с наступлением ночи или просто улучив момент - прижимал любовницу к постели, стене, столу...
Вот и сейчас, прищурив глаза, хихикнул. Этот тихий звук несколько отрезвил принцессу.
- Доброе утро, конфетка! - едва сдерживаясь, чтоб не заржать дурной лошадью, кивнул он - Входи, не стесняйся!
Не обращая внимания на сдавленные смешки партнера, она прошла и села к столу. Дениор что - то забормотал, захныкал по своему обыкновению, потом потянул ручки к Элиджару. На Наследника мальчик обратил столько же внимания, сколько обратил бы на то, если б стул или стол с одного места переставили на другой. Это было странно.
Обычно ребенок настороженно относился к любому новому человеку, попадавшему в поле его зрения. Гранитного он же удостоил беглого взгляда вскользь.
Вот так это было: резко вскинутая головенка, черные кудри, растекшиеся по худенькой шее и плечам, легкая улыбка, убежавшая в ямочку на щеке, сощуренные синие глаза, укол чёрно - рубиновой точкой зрачка.
И все. Будто Дениор дал разрешение Наследнику... остаться?
Но если Дениор, оказавшись на руках у лимбрия, занялся откручиванием блестящей пуговицы его сюртука, то дракон странно и как - то опасно заинтересовался ребенком.
Он сузил зрачки и откинул волосы со лба левой рукой. Правая размещалась сейчас на перевязи, раны еще не зажили - нанесенные лимбрием, они грозили зажить небыстро.
Яд лимбриев... Однако, об этом позже. И о яде, и о кошачьих когтях - опасных и острых, как лезвия. Загнутых вниз, как серпы. Источающих яд - пахнущий травой и морем, светлый и чистый. Не убивающий жертву моментально, но парализующий. Могущий отнять жизнь. Но могущий и дать ее.
- Чей он? - голос Гранитного был слабым и хриплым. Возникло ощущение, что дракон нажрался песка вперемешку с толченым стеклом и здорово ободрал горло. - Чей ребенок?
- Мой.
Они ответили это вместе, не сговариваясь и так громко, что даже Дениор оторвался от увлекательного занятия, надул губы и сунул палец в рот. Мальчик не любил громких звуков, они беспокоили его.
Дракон усмехнулся:
- Понятно. Как зовут?
- Дениор, - ответила Меридит.
Разговор выглядел в большей степени странно. На знакомство это не было похоже. А... на что? Прощупывание почвы? Тоже нет. Зачем?
Гранитный вообще вызывал у партнеров весьма нелогичные чувства. Но если с лимбрием все было ясно более менее, то вот Меридит...
Да она голову уже сломала, пытаясь это объяснить! Объяснений не находилось и это раздражало даже больше, чем все прочее.
Во - первых, она не боялась Наследника. Дракон не вызывал у девушки даже чувства легкого опасения. Нет, она не сомневалась, что он рано или поздно заявит о правах, но это не напрягало. Не пугало. Никак. Даже и несмотря на все неприятные предыдущие события.
И было еще одно... Совершенно непостижимое.
Она хотела его. Но хотела не так, как Элиджара, нет...
С тем было все просто - лимбрий стал взрывом, рваной травой, вывернутым куском земли, воронкой с бьющим оттуда столбом жаркого пламени. Тяжелыми камнями, расхреначившими окна темных комнат... Фрезой, поднявшей потайные пласты земли, обнажив корни сорняков и подставив их испепеляющему свету.
Гранитный же обещал стать опорой. Устойчивой и надежной. Меридит чувствовала к нему какую - то странную тягу... Будто он мог бы стать тем, кого у нее никогда не было.
Тем, о ком мечтает каждая женщина. ТЕМ самым...
И вот это страшно раздражало.
Явившееся из ниоткуда черно - лиловое наваждение надлежало прекратить. И сделать это следовало как можно раньше.
Прямо сейчас.
Девушка взяла со стола чашку с нарезанными вяленными фруктами. Вытянув из неряшливой стопки темную пластинку раллайса*, надкусила. Рот моментально заполнился кисло - сладкой яблочной слюной: раллайс положено собирать недозрелым, так он лучше сохраняется в вяленом виде и не отдает вином, даже если и пролежит долго.
- Ты бы хоть имя сказал, Наследник... - выдохнула она, стараясь, чтоб голос звучал ровно.
Не хватало еще дать повод для ревности своему безумному партнеру. Очень часто принцесса недоумевала, с чего Элиджару ревновать? Она же... Он же...
Они не вместе же!!! Не вместе, и вместе никогда не будут, несмотря на весь восторг их сливающихся тел, несмотря на все договоры в мире - у всякого договора есть срок. Лимбрий не останется с ней надолго, это же ясно! Лимбрии не берут пар. Да, он что - то там себе напридумывал, но придет момент - ему надоест эта игра. Всякая иллюзия реальна до тех пор, пока в нее веришь.
И сейчас пока не больно. Больно будет, когда иллюзорный дом распадется на миллиарды мелких стекол, ранящих и острых. Остающихся навсегда в теле, в сердце, в памяти.
Элиджар прищурил глаза, наблюдая, как меняется выражение лица Меридит: излом, мягкая волна, излом. Ввверх вздернутая бровь, прикушенная нижняя губа, излом. Тени, скользящие по потолку и стенам - непогожий день, за окнами снежит; этот неверный свет помешал бы видеть правду, да только от острого зрения зверя ничего не ускользнет.
Тонкие длинные пальцы девушки, зажавшие пластинку раллайса. Укус, снова излом губ.
И вновь - мягкая, поганая, развратная ухмылка.
"Кто же ты, Меридит?" - подумал лимбрий - "Все - таки принцесса или шлюха? Или одно другому не мешает? Как бы там ни было, а ты моя... конфетка."
Дракон тоже видел... Плохим зрением не страдал здесь никто. Гранитный был ранен, однако пакостности характера не растерял и поэтому сейчас, накрыв нервную женскую руку, лежащую на столе своей - жилистой и смуглой, погладил. Сильные пальцы с длинными узкими, чуть загнутыми ногтями сжали тонкие, кажущиеся хрупкими пальцы принцессы.