Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
Тем не менее большая разница, разбивать ли в угоду какой-либо гипотезе, как это делают «теористы», целые числа на дроби или жертвовать эмпирической дробью ради идеи чистого феномена.
Наблюдатель ведь никогда не видит чистого феномена воочию, но многое зависит от настроения его духа, от состояния воспринимающего органа в данную минуту, от света, воздуха, погоды, окружающих тел, метода действия и тысячи иных обстоятельств; поэтому пришлось бы вычерпать море, если бы всецело держаться индивидуальности феномена и наблюдать ее, измерять, взвешивать и описывать.
В своем наблюдении и рассмотрении природы я, особенно в последнее время, оставался по возможности верен следующему методу.
До известной степени убедившись из опыта в постоянстве и последовательности феноменов, я извлекаю отсюда эмпирический закон и предписываю его будущим явлениям. Если закон и явления в дальнейшем вполне подходят друг к другу, то я добился своего; если не вполне, то мое внимание привлекается к особым обстоятельствам отдельных случаев, и я вынужден искать новых условий, при которых я смогу яснее представить противоречащие эксперименты; если же иной раз, при одинаковых обстоятельствах, обнаруживается случай, противоречащий моему закону, то я вижу, что мне нужно двинуться вперед со всей моей работой и искать более высокой точки зрения.
Таков, согласно моему опыту, тот пункт, где человеческий ум ближе всего может подойти к предметам в их всеобщности, поднять их до себя, как бы амальгамироваться с ними (что мы вообще делаем в обыденной эмпирии) рациональным образом.
Итак, вот что можем мы установить в нашей работе.
1) Эмпирический феномен, который подмечает в природе каждый человек и который затем возвышается экспериментами до
2) научного феномена, когда его дают при иных обстоятельствах и условиях, чем он был известен вначале, и в более или менее удачной последовательности.
3) Чистый феномен выступает, наконец, в качестве результата всех данных опыта и экспериментов. Он никогда не может существовать изолированно, но обнаруживается в постоянной последовательности явлений. Чтобы изобразить его, человеческий ум определяет все эмпирически колеблющееся, исключает случайное, отделяет нечистое, развертывает спутанное, даже открывает незнакомое.
Здесь нужно бы признать, если бы человек умел смиряться, последнюю цель наших сил. Ибо здесь спрашивается не о причинах, а об условиях, при которых являются феномены; здесь созерцается и принимается их строгая последовательность, их вечное возвращение при тысяче различных обстоятельств, их однообразие и изменчивость, признается их определенность и вновь определяется человеческим умом.
Собственно, эту работу нельзя назвать умозрительной: в конце концов, это, как мне думается, те же практические и сами себя исправляющие операции обыденного человеческого рассудка, который дерзает проявиться в более высокой сфере.
Наблюдение и обобщение[85]
(
1798–1799)
Ошибки наблюдателей вытекают из свойств человеческого духа. – Человек не может и не должен ни отрешаться, ни отрекаться от своих свойств. – Но он может образовывать их и давать им направление. – Человек хочет быть всегда деятельным. – Одно явление, взятое само по себе, не представляется ему достаточно важным. – Если оно прямо на него не действует, он хотя и остается наблюдателем, но быстро начинает трактовать это явление как меньшую посылку. – Поспешно подыскивает он к ней большую посылку, чтобы возможно скорее сделать заключение. – При этом он выигрывает в двух отношениях. – Он проявил деятельность – и присвоил себе объект, поглотил его в свой мир или же отстранил побуждение слабого интереса. – Наблюдатель должен обладать природными задатками и целесообразным образованием. Наблюдатель должен предпочитать упорядочивание соединению и связыванию. – Кто склонен добиваться истинного порядка, тот, встретив что-либо неподходящее к его распорядку, лучше изменит все расположение, чем выпустит или заведомо ложно установит этот единичный факт. – Кто склонен к связыванию, неохотно распустит свой синтез; он предпочтет игнорировать что-либо новое или искусственно связать его со старым. – Классификация более объективна. – Синтез более субъективен. – Мы любим не столько объект, сколько наше мнение о нем; мы меньше носимся с ним и охотнее отказываемся от него. – Первое из всех качеств – это наблюдательность, благодаря которой предмет становится достоверным. – Превращение явления в эксперимент. – Возможность включить благодаря этому много явлений в одну рубрику. – Порядок этих рубрик. – Субъективное в этом распорядке. – Метод этого распорядка. – Особенно в области неорганических предметов. – Отличие в трактовании определенных и особенно органических тел. – Лучший порядок тот, благодаря которому явления становятся как бы одним великим явлением, части которого взаимно связаны. – Терминология. Остальные теоретические приемы. – Гипотезы. – Основательность в наблюдении. – Изменчивость в способе представления.
Два отрывка из диалога об искусстве[86]
(
1799)
Гость. О поэзии я и не берусь судить.
Я. А я – о пластическом искусстве.
Гость. Да, самое лучшее, чтобы каждый оставался в своей области.
Я. И однако есть общий пункт, в котором сходятся действия всякого искусства, как словесного, так и пластического, и из которого вытекают все его законы.
Гость. Что же это за пункт?
Я. Человеческая душа.
Гость. Да-да, такова манера господ новейших философов, они переносят все вопросы на свое поле; разумеется, удобнее делить мир по идее, чем подчинять свои представления вещам.
Я. Здесь нет речи о каком-нибудь метафизическом споре.
Гость. На который я и не пошел бы.
Я. Я допускаю, что природу можно мыслить независимо от человека; искусство же необходимо приурочено к человеку, ибо искусство существует только через человека и для него.
Гость. Что из этого следует?
Я. Вы сами, выставляя в качестве цели искусства характерное, ставите судьею рассудок, познающий характерное.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
