Бессребреник понял, что накрыт, но не спешил выходить из своего убежища. Он притих.
Вдруг голос, звучавший до сих пор весело, стал жестким, и к нему присоединился характерный звук взводимого курка.
— Ты прячешься, как крыса в норе… Потешимся же мы!..
В ту же минуту раздался выстрел. Пуля попала в груду мешков, Бессребреник распрямился во весь рост и крикнул:
— Не стреляйте! Я сдаюсь.
Он вышел из своего убежища, подняв целое облако белой густой пыли, и страшно расчихался.
Кондуктора встретили его появление безумным хохотом.
Бессребреник, хотя сам был веселого нрава, не любил, чтобы над ним смеялись.
— Чхи!.. чхи!.. чхи!
Хохот удвоился, сопровождаемый тяжеловесными шутками янки.
Бессребреник, не различая ничего среди белого марева, почувствовал только, что пыль забивает нос и рот.
— Чхи!.. чхи!.. чхи!
Наконец, ему удалось добраться до двери вагона, где стояли оба кондуктора. На свежем воздухе Бессребреник прервал свое чихание и сам расхохотался до упаду.
Словно мельник, только вышедший с мельницы, он был с головы до ног запорошен чем-то белым, напудрившим его волосы, насевшим на ресницы, на бороду, покрывшим все платье.
Скоро все объяснилось. Желая проехать даром, Бессребреник забрался в вагон с мукой. Один из мешков прорвался, и джентльмен, ничего не видя, всю ночь спал на его содержимом. Когда, умирая от жажды, он отправился за водой, то, сходя, оставил на подножке белые следы, бросившиеся в глаза кондуктору.
Тот сразу понял, что имеет дело с одним из тех путешественников, которые любят даровые услуги железных дорог. Подобных пассажиров в Америке преследуют без пощады, обвиняя их в сообщничестве с шайками разбойников, нападающих порой на поезда с целью грабежа пассажиров и кражи перевозимых товаров.
Как бы то ни было, только благодаря смешному белому костюму Бессребреника не пристрелили на месте. Но на ближайшей станции ему пришлось сойти.
К изумлению расходившихся пассажиров, джентльмен появился из вагона, распространяя при каждом движении тучи белой пыли, от которой напрасно старались сберечь свои платья другие джентльмены и леди.
И снова Бессребреник очутился на мостовой без гроша в кармане, в малолюдных местах, где нельзя рассчитывать найти заработок.
Поезд отошел от станции, и она совершенно опустела. Бессребреник отряхнул покрывавшую его пыль, вымылся и, приняв приличный вид, стал ходить по платформе с окороком под мышкой, раздумывая, что бы ему предпринять.
Скоро он заметил на противоположном — товарном — конце платформы сколоченное из досок строение, в которое по временам как тени входили молчаливые личности. Подойдя ближе, он увидел, что это чистенькие китайцы, одетые в национальные костюмы, в остроконечных шляпах, с длинными косами, висевшими шнурком до самых пяток.
— Что делают здесь эти сыны Небесной империи? — спросил себя Бессребреник.
Он подошел к сараю с другой стороны и прильнул глазом к одной из щелей: представилось поистине необыкновенное зрелище. Он проговорил:
— Теперь я уверен в успехе… Я буду в Сан-Франциско… в Китае… Мне стоит только притвориться мертвым.
ГЛАВА 20
Китайцы-переселенцы. — Их занятия. — Надежда на возвращение живыми или мертвыми. — Суда, перевозящие гробы. — Бессребреник занимает место мертвого китайца. — На «Бетси». — В трюме. — Страх. — Мучения. — Агония.
Китай, несмотря на обширность территории, не в состоянии прокормить собственное население — до того оно велико. Много народа просто умирает с голода. Подгоняемые лишениями, китайцы часто покидают родину и едут на Филиппины, на Яву, на Суматру, в Австралию, в Индию, Южную Америку… Но излюбленным местом их поселения остается Северная Америка, где, несмотря на противодействие властей, они все-таки находят выгодные занятия.
Китаец служит всегда за небольшое жалованье и исполняет свои обязанности добросовестно. Уезжая из отечества, он увозит с собой надежду на непременное возвращение. Если он умирает на чужбине — домой привозится его тело.
Бессребреник знал все эти подробности, и, когда увидал в сарае по крайней мере сотню больших гробов, расставленных правильными рядами и странно изукрашенных резьбой и рисунками, его осенило. На середине каждого ящика была китайская надпись, вероятно, имя покойника и место назначения гроба. Тут-то Бессребреник подумал: «Мне стоит только притвориться мертвым… »
Дождавшись ночи, он смело вошел в сарай и подошел к гробу, крышка которого была не забита, а завинчена винтами. Джентльмен принялся их отвинчивать. Приподняв крышку, он увидал труп человека средних лет, завернутый в длинные полотняные полосы.
Бессребреник осторожно вынул покойника и принялся отвинчивать стенку в ногах гроба. Затем он положил крышку на место и закрепил ее — через оставшееся отверстие можно было влезть внутрь ящика.
Оставалось одно: пристроить куда-нибудь мертвого китайца, место которого Бессребреник намеревался занять. Джентльмен вернулся к трупу, положенному у прохода, и, взяв его на руки, понес к одному из домиков для служащих. Хозяина по счастливой случайности не оказалось на месте. Бессребреник ощупал в темноте мебель и узнал постель. Не колеблясь ни минуты, он быстро сунул покойника под одеяло, закрыл его с головой и пустился со всех ног прочь. Затем, вернувшись в сарай, докончил свое опасное предприятие: вполз ногами вперед через открытый конец в гроб и, улегшись, притянул к себе доску. Приладить ее на место оказалось делом не легким, но джентльмен справился и с этим, а кроме того, с помощью ножа образовал щели, через которые воздух мог поступать внутрь гроба.
Не прошло и часу, как послышался шум приближавшегося поезда.
— Ол райт! Сейчас поедем!.. Кажется, не останется ни одного способа передвижения, которого бы я не испытал, — сказал Бессребреник с невольной улыбкой.
Поезд прибыл; послышался стук открываемых и запираемых дверей. В сарай вошли несколько кондукторов и пинками разбудили спавших китайцев. Те повскакивали с циновок и, испуганные, как гуси, стали сзывать своих соотечественников, сбегавшихся отовсюду.
Началась погрузка. Джентльмен почувствовал, что его ящик поставили среди многих других, и, не спрашивая себя, чем может окончиться это страшное приключение, заснул крепким сном.
Гроб, избранный им, был, как мы помним, обширных размеров, так что джентльмен мог свободно вытягиваться и поворачиваться. Когда он проснулся, задыхаясь от недостатка воздуха, поезд стоял. Только Бессребреник собрался выглянуть из своего ящика, где пролежал сорок часов, как до него донеслись голоса:
— Эй, вы! Скорей!.. Поворачивайтесь! Мы уходим в два часа.
— Да, да, — умоляли в ответ по-английски, но с несомненным китайским акцентом. — Дайте время.
