Как же сильно я ошибался.
Началось всё на третий день нашего пути через горы. Пройдена была где-то треть маршрута и я уже откровенно скучал. На пути к Бираку можно было просто бросить вожжи и дать лошади самой неспешно продвигаться по дороге, при этом заняться чем-то более интересным и полезным. Ту же, из-за петляющего серпантина, нужно было постоянно следить за происходящим, иначе колеса фургона рисковали повиснуть над пропастью или завязнуть в кювете. С козел я слезал только на привалах и в те редкие моменты, когда дорога, спустившись с одного склона, выпрямлялась и двигалась по долине до нового подъёма. Иногда, если я уже начинал тихо сходить с ума от однообразности выполняемых действий, меня подменял Найс. Но нашему проверяющему это не слишком нравилось и вскоре приходилось возвращаться на козлы.
Замена Игоря, как я и боялся, попалась откровенно сволочная. Мужичку было лет сорок, с пузиком, залысиной, носом картошкой и слишком большими передними зубами, делавшими его похожим на бобра. Звали его Дейк, но он требовал, чтобы мы обращались к нему «сэр», что меня, естественно, совершенно не устраивало. И если Олания приняла правила игры почти сразу, а Найс через пару дней, осознав, что спорить с бобром по этому поводу бесполезно, то я не собирался называть его сэром вообще. Просто из принципа. Где-нибудь в моем контракте написано, что я должен делать то, что от меня хотят проверяющие? Нет, я специально перепроверил. Их работа — следить за тем, как я исполняю свою работу, всё. Так что со своим сэром он мог идти далеко и надолго.
Надо ли говорить, что отношения с бобром у нас с самого начала не заладились. Он грозил написать худший отзыв из возможных, что закрыло бы мне доступ ко множеству самых выгодных заказов. В ответ я популярно пояснял, куда он эти свои заказы может засунуть, стараясь разнообразить пояснения как можно большим количеством подробностей.
К сожалению мне уже нельзя было отказаться от этого заказа или хотя бы потребовать нового соглядатая. Груз требовалось доставить вовремя, это были не сушёные травы и не порошки, которые могли лежать годами, а какие-то хитрые лекарственные сыворотки с ограниченным сроком годности. За время, что потребовалось бы, чтобы развернуть фургон, вернуться в Бирак, найти нового проверяющего или курьера и снова пересечь горы, они бы с большой вероятностью превратились в протухшую слизь. И расплачиваться пришлось бы мне лично, а стоили эти сыворотки очень и очень немало. Так что приходилось терпеть закидоны бобра, среди которых требование «сэркать» было далеко не единственным.
Например, он отказывался есть то же, что ели мы трое. Не из-за того, что брезговал или типа того, я бы тогда его точно на месте прибил, все куда банальнее. У него была достаточно серьёзная аллергия на продукты. Причём на самые разные: крупы, некоторые специи, мясо, как свежее, так и вяленое… список был довольно обширным и вникать в него у меня не было никакого желания. Так что еду он себе готовил сам, для этого у него с собой имелась целая громадная сумка со специальными брикетиками какой-то полу готовой каши и тому подобным. И все бы ничего, но на эту бурду у него уходило втрое больше времени, чем у нас на приготовление котелка того же риса или супа, а вставать раньше, чтобы начать готовить заранее, он категорически отказывался. В результате приходилось подолгу ждать его, когда можно было бы уже полчаса как быть в пути.
И вот такой он был весь. У меня существовала внутренняя граница, и когда человек за неё заходил, я тут же бил его в нос или что похуже. Но бобр умудрялся держаться под критической отметкой, буквально танцуя на краешке моего терпения. Он раздражал, но не бесил, и так как от него зависели мои отношения с Братством, я никак не мог найти удовлетворяющую самого себя причину для того, чтобы на особо крутом повороте серпантина скинуть его в пропасть. А таких возможностей с каждым днём становилось всё больше, мы приближались к самому опасному участку дороги, самым высоким пикам Лавинных гор.
Движение, и так очень неспешное, пришлось ещё замедлить. На некоторых поворотах серпантина теперь нужно было вылезать из фургона, чтобы проконтролировать траекторию колёс. Спасибо хотя бы, что летом на самой дороге не было льда и риск соскользнуть в пропасть отсутствовал. Однако дала о себе знать другая проблема. Именно на этом участке пути чаще всего сходили лавины, так что все разговоры неосознанно переходили на пониженные тона, скрипящие детали повозок спешно смазывались, копыта лошадей обматывались тряпками и даже мешать суп в котелке старались аккуратнее. Впрочем, для меня куда большим геморроем была именно возня с фургоном.
Где-то часам к двум, когда мы наконец добрались до очередной долины и дорога впервые с самого утра перестала походить на детскую каракулю, я был готов спрыгнуть с козел и расцеловать смёрзшуюся землю. И, похоже, не я один. Из-за того, что двигаться приходилось предельно аккуратно и медленно, расстояние между движущимися по дороге повозками резко сократилось. В какой-то момент на особо противном повороте даже образовалась самая настоящая очередь. Так что на съезде с серпантина обнаружилась небольшая стоянка из примерно дюжины повозок, остановившихся на отдых. Я направил нашу лошадку к ним. Мне точно было необходимо перевести дух, тем более что вскоре нас ожидала ещё худшая вещь — подъём.
— О! Новые лица! Подходите, подходите, у нас как раз готов бульон. — Чуть полноватый мужчина с собранной в три тугих косички бородой помахал нам рукой.
— Ты чего орёшь?! — Шикнула на него, вероятно, жена, но нам тоже улыбнулась. — Присаживайтесь.
Остальные человек двадцать, сидящие вокруг небольшого костра, тоже вроде бы не были против нашего присоединения. Да и почему бы им быть против?
— Спасибо, мне нельзя. — Вежливо кивнул бобр, на секунду высунувшись на воздух. Во многих направленных на него взглядах отразилось недоумение.
— Не обращайте на него внимания, он идиот, — улыбнулся я. Из фургона донеслось негодующее бормотание, в котором отчётливо можно было услышать: «Разнесу к чертям…» и «Хамло».
— Будете бульон? — уже менее уверенно спросила жена бородача.
— С удовольствием! — Найс поспешил взять из рук женщины дымящуюся плошку. — Спасибо большое.
— А вы?
— Да, если можно, — кивнула Олания, садясь на свободное место и принимая из рук одного из отдыхающих кружку с бульоном.
— А есть что покрепче? — не то, чтобы я был фанатом алкоголя типа Найса, но после почти пяти часов спуска по этому чёртовому серпантину мои нервы нуждались в успокоении.
— Конечно! — другой мужчина, очень худой и весь какой-то угловатый, что не могли скрыть даже несколько слоёв одежды, порывшись во внутренних карманах протянул мне фляжку. Я его помнил, он вёл повозку через две от нашей. После некоторых особо неприятных поворотов возвращался спрашивал, нужна ли кому помощь. Хороший человек, по крайней мере по первому впечатлению. И он меня, похоже, тоже узнал. — Какой раз через горы едешь?
— Первый.
— С почином, — усмехнулся он.
— Спасибо, что ли…
