Граната казалась ей более действенным и простым в обращенииоружием. Вытащил чеку, бросил в дверь — и привет, бандиты.
— Не думаю, что неоатеисты, — весело заявилКорнеев, — решатся на открытое выступление: ворвутся в гостиницу, устроятстрельбу. Скорее всего они будут действовать очень аккуратно. Я тут кое-что проних нарыл. Надо же знать своих противников. Почитай, пока нас не будет.
Он протянул Лайме несколько распечаток, и она важно кивнулав ответ. И все-таки было жаль, что в их арсенале не оказалось гранаты. Она бычувствовала себя гораздо спокойнее.
Как только Медведь и Корнеев вышли из номера, Лайма закрыладверь на замок, подтащила к ней кресло и села, скрестив руки на груди.Бондопаддхай, который, конечно, и в голову не брал, что в этой «обширной игостеприимной стране» кто-то может охотиться за его скальпом, появившись изспальни, был сильно удивлен той позицией, которую Лайма заняла в его номере.
— Вы не хотите пойти к себе и отдохнуть?
Они сняли еще один, смежный номер, чтобы отсыпаться там поочереди.
— Нет, — ответила она, с замиранием сердца ожидая,что этот тип сейчас выразит желание пойти погулять. — Я должна быть рядомс вами. Ваша жизнь бесценна для верующих.
Получилось достаточно высокопарно для того, чтобыБондопаддхай растрогался.
— А я, пожалуй, пойду прилягу. Перелет был долгим.
В этот момент в коридоре загрохотало что-то железное,послышалось чертыхание, звон стекла и вскрик: «Машка, менеджер тебя убьет!» Изчего можно было сделать вывод, что горничная уронила поднос. Лайма и пророквздрогнули, а Пудумейпиттан внезапно упал на пол, закрыл голову двумя руками изатрясся.
— Что с ним? — обеспокоилась Лайма.
— Боится нападения, — объяснил пророк. —Однажды мы оба оказались под огнем, когда террористы ворвались в кафе. Это былов Германии в позапрошлом году. С тех пор он сильно нервничает, если слышитгромкие звуки.
Пудумейпиттан нервничал не так, как обычно нервничаютмужчины. Он не мрачнел и не ходил по комнате, насупясь и не отвечая на вопросы.Лежа на полу лицом вниз, он неожиданно принялся выть так тонко и пронзительно,что сердце Лаймы сжалось до размеров сливовой косточки.
— Боже! — воскликнула она. — Неужели нетникакого способа его успокоить?
— Он сам успокоится, — махнул рукой Бондопаддхай икак ни в чем не бывало отправился спать.
В дверь тем временем настойчиво постучали. Лайма отодвинулакресло и спросила:
— Кто там?
— Горничная, — ответил испуганный голосок. —У вас все нормально?
Лайма опасливо приоткрыла дверь и, убедившись, что этодействительно горничная, позволила ей взглянуть на валяющегося посреди комнатыПудумейпиттана.
— Наш гость молится своему богу, — сказала она.
Гость между тем продолжал голосить, а для полного счастьяначал еще вскидывать и опускать голову, трескаясь лбом о паркет. Увидев, чтоиндус вопит сам по себе, а вовсе не потому, что его пытают, горничнаясовершенно успокоилась и строго заметила:
— Скажите ему, что после одиннадцати у нас не молятся.
— Обязательно скажу, — фальшиво улыбнулась Лайма.
Пудумейпиттан неожиданно затих на полу, она заперла дверь,но не успела усесться в кресло, как зазвонил мобильный телефон. Не тот, которыйей выдал Дубняк, а ее собственный. «Болотов» — высветилось на экранчике.
— Привет, Алексей! — напряженно сказала Лайма.
Чувствовала она себя при этом так, как будто Болотов засталее в постели с другим мужчиной. Лайма даже покраснела и села очень прямо, какшкольница, которой сделали замечание. Господи, она так долго выстраивала своюжизнь! Все раскладывала по полочкам, училась вести себя самым достойнымобразом, добивалась уважения коллег… И вот — пожалуйста: сидит в гостинице сдвумя индусами, за которыми охотятся убийцы, в сумке у нее пистолет и фальшивыйпаспорт. А ночевать она собирается в обществе двух агентов безопасности.
— Послушай, он согласился на встречу! — воскликнулБолотов, который, конечно, даже не догадывался о ее душевных терзаниях.
— Кто? — не поняла Лайма.
Жених выскочил из другой ее жизни, словно кукушка из часов,и она никак не могла сообразить, о чем он толкует.
— Государев согласился встретиться, — ужеспокойнее повторил тот. — Только одно «но». Он согласился встретиться илис тобой, или с Любой. Со мной не желает. О вас он знает от Сони. Ну, о том, чтовы ее лучшие подруги. А я для него — темная лошадка.
— Может быть, он подумал, что ты — журналист?
— Дурочка, журналистов он должен встречать сраспростертыми объятиями. Чем больше о нем пишут всякой ерунды, тем шире кругего почитателей. Думаю, он просто не хочет подпускать к себе незнакомогочеловека. Может, я маньяк и брызну ему в лицо кислотой?
— Давай позвоним Любе… — горячо начала Лайма, ноБолотов тут же перебил ее:
— Люба опять сидит с Петькой — Татьяна Петровна уехалана ночь к сестре. У той что-то там случилось — не то сердце прихватило, не тоаппендицит. Короче, я договорился, что на встречу придешь ты.
«Как всегда! — подумала Лайма. — Он договорился!Поистине: когда господь хочет проверить женщину на прочность, он окружает еемужчинами».
— Когда и где? — спросила она, одним глазомнаблюдая за Пудумейпиттаном, который наконец поднялся на ноги и, как ни в чемне бывало, стал прихорашиваться перед большим зеркалом, заключенным в тяжелуюраму.
— Сегодня в девять в ресторане «Рококо». Знаешь, где это?
— Сегодня? — ахнула Лайма. — Но…
— Ну, смотри сама, — поначалу теплый голосБолотова охладился до комнатной температуры.
Вероятно, он был от себя в восторге, а она этот восторг неразделила. Еще бы! Он прилагал усилия, добывал номер телефона, дозванивался,умолял каких-то людей о содействии, наконец соединился с самим Государевым,умащивал его…
— Конечно, я поеду. — Лайма постаралась взять себяв руки. — Нельзя упускать такой шанс. Где мы его потом возьмем, этоготипа? Он может отправиться на гастроли или вообще раздумает с намиразговаривать.
— Вот и я про то же, — откликнулся Болотов.
Корнеев с Медведем уж точно вернутся в гостиницу к вечеру, иона сможет ненадолго отлучиться. В конце концов, она не должна спрашивать ни укого разрешения, Она командир.
— Во сколько ты сегодня вернешься домой? —неожиданно поинтересовался Болотов. — Ты вообще где?
— Ну… Я смотрю помещения. Совеем замоталась.
В этот момент дурацкий Пудумейпиттан издал гортанноевосклицание и громко заговорил, обращаясь к собственному отражению в зеркале.
