Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
Но как можно было остыть, если все нутро жгло от этих загадок? Будто бы огненный шар катался от желудка к горлу, от чего хотелось кашлять и пить. Влив в себя несколько стаканов воды, Саша стала переваривать свой огненный шар – внутри все бурлило и кипело. А в висках прыгали слова: «Никита не мой брат! Никита не мой брат!» Но и это не приносило радости. Обманутая любовь не откликалась, молчала. Неужели от нее уже ничего не осталось?..
Когда за стеной утих шум аплодисментов, в гримерку вихрем влетел Димка. Еще бледный от страха, но уже радостный от того, что спектакль успешно завершился, он козлом скакал по комнате, пытаясь в междометиях выразить впечатления от спектакля и своей первой роли:
– Вот так история! Черт возьми! Я – шасть, а он – мяу-мяу! Ну и ну! Забабахали таки! Эх! – Потом проскакал еще раз от окна до двери и прикончил тираду ликующим. – Ха!
Саша смотрела на него и почему-то думала: «А все-таки жаль, что Димка не мой брат».
– Переодевайся и проводи Сашу домой. – Тетя Катя гордо потрепала сына по голове. – Поможешь донести обратно те лыжи, что у тебя на ногах.
Только тут Димка заметил примостившуюся в уголке Сашу. Застыв, он молча закивал головой – междометия закончились.
Как только Саша и Димка вышли из Дома культуры, к ним подскочил тот самый суетливый мальчишка, что весь спектакль прыгал с кресла.
– Паж! Паж! – продолжал подскоки вокруг новоявленного артиста паренек. – Дяденька паж, дайте автограф!
Саша не смогла сдержать улыбку – обращение «дяденька» никак не вязалось с образом Димки. Хотя, наверное, мальчишке лет семи он и вправду казался совсем взрослым. Пока Димка нехотя, со стеснением, выполнял просьбу парнишки и расписывался на его программке, Саша все думала – а зачем нужны все эти автографы? Она никогда не понимала: кому это надо охотиться за чьим-то росчерком? Известным людям и шагу не ступить из-за этой привычки любителей автографов обзаводиться чужими письменами. Или это такая форма взаимной зависимости, когда одни непременно хотят унести чью-то подпись, а другим – кровь из носа, как надо черкануть пару строк на долгую память. Вот так встретятся два чужих человека, чтобы разойтись через миг, и лишь молниеносный росчерк протянет ниточку между их судьбами. Бездушный немой росчерк. Только вот Димка, очевидно, еще не испытывал жажды оставлять следы в чьей-то жизни – очень ему было неловко. Зато парнишка возрадовался, будто эта роспись сулила ему несметные богатства. Ликуя, он понесся к матери:
– Мне дяденька паж подписку дал! – размахивал он программкой. – Бабушка мне за нее чипсов купит: она такие собирает!
Мама недовольно взяла его за руку и поволокла за собой. Мальчишка размахивал программкой, как флагом, и, кажется, уже начал изображать коронованного Маркиза Карабаса. А Димка стоял раскрасневшийся и смущенный, неловко поглядывая на подругу. «Ему бы радоваться и задирать нос, – думала Саша, – а он стесняется. Нет, ну почему же он не мой брат?» Таким родным и близким был он сейчас…
Всю дорогу до дома Саша и Димка молчали. А город обступал их старенькими домами, провожал ухабистыми дорогами и посыпал редкой крошкой снега. Саша все больше смотрела под ноги, поэтому не видела, как Димка несколько раз, словно рыба, открывал и закрывал рот, но так и не произнес ни слова. Вид у него при этом был сразу и смешной, и грустный. Саша же шла рядом, молчала и думала о том, что иногда можно толком не смотреть на человека и не слушать его, но при этом ощущать – рядом друг. С Димкой было очень спокойно и не страшно поскользнуться на ледяной дороге – все равно подхватит. Все-таки он был мировой парень и, наверное, никогда не стал бы встречаться с какой-нибудь напыщенной девчонкой типа Никитиной Светки. Вот так, без слов, в мыслях друг о друге ребята подошли к дому.
– Я зайду? – робко спросил Димка.
– В другой раз, ладно? – Сейчас у Саши были совсем другие планы.
– Понял. Надоел уже, да? С Никитой гулять, наверное, веселее…
Димка вручил Саше коробку, развернулся и, не дожидаясь оправданий, двинулся прочь. Саша смотрела ему вслед, а долговязая фигура Димки с каждым шагом становилась все меньше и меньше, будто врастая в землю. И снова Саше вспомнились и Затерянный колодец, и Павел Львович, а потом все события последних дней закружились перед глазами – тогда она зажмурилась и провалилась в свою бесконечность…
Глава шестнадцатая
Отец и сын
Когда Саша открыла глаза и взглянула на свой дом, он показался ей копией картины Павла Львовича, а вовсе не наоборот. Укрывающий крышу и крыльцо влажный снег выглядел маслянистым, да и слоеное небо будто бы только что выплыло из-под кисти художника. Саша глубоко вдохнула акварель воздуха и шагнула в знакомый пейзаж.
Бабушки дома не оказалось. Сразу после Сашиного ухода она отправилась к соседке за средством от ревматизма. И, как это часто бывает, лучшим лечением оказалась беседа с подругой. Зато выспавшийся Миша выкрикнул из своей комнаты:
– Ну как тебе наш «Кот в сапогах»?
– Это был не «Кот в сапогах», а «Кот в мешке», – крикнула в ответ Саша.
– В смысле? – Миша с интересом вышел навстречу.
– Нам надо поговорить. – Саша прилипла спиной к двери и во все глаза разглядывала Мишу. – Теперь уже не отвертишься!
Она не хотела стать кладбищем домашних секретов и, как мама, полжизни провести во лжи. Каждый имеет право на свои ошибки, и Саша твердо решила, что держать Мишу в неведении не станет. Может быть, вдвоем они скорее разберутся в этой запутанной истории – без помощи завравшихся родственников…
– Миш, ты взрослый и понимающий человек, – Саша, сама того не замечая, повторила папины слова. – Думаю, тянуть дольше незачем. Ты должен знать правду.
– Кнопка, ты так серьезна, – рассмеялся Миша. – Сгоняю за табуретом, на нем ты будешь смотреться эффектнее.
Саша не обратила внимания на шутку, почему-то сжала кулаки и выпалила:
– Павел Львович умирает, а ты скорее всего мой брат.
Улыбка сползла с Мишиного лица.
– Я так и думал, – выдохнул он. – Кто тебе сказал?
– Ты так и думал? – Саша не могла понять, что происходит вокруг, и ошарашенно уставилась на Мишу.
Он подошел ближе и хотел уже обнять Сашу, но в последний момент побоялся, словно она была такой хрупкой, что рассыпалась бы под его пальцами. Миша держал руки возле нее, точно сохраняя пламя свечи и боясь резким движением потушить огонь. Он не выглядел удивленным или растерянным, скорее грустным и задумчивым. Известия о художнике и главное – о том, что он – брат, вовсе не повергли его в шок.
– Я давно догадывался об этом, Кнопка. Люди, как ни стараются, всегда внимательнее к себе, чем к окружающим. Конечно, я не мог не заметить болезни Павла Львовича и того, как старательно он обходил в общении со мной эту тему: думал, наверное, что я дитя слепое, несмышленое, – Миша кашлянул, скрывая срывающийся голос. – Не знаю, как долго ему осталось. Полагаю, не так уж много. И все последнее время я старался, как мог, порадовать его – показать: уроки не прошли даром. Да и все эти скульптуры я делал во многом для него…
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
