Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
Хоккер сидел на своем обычном месте и читал английскую газету, запас которых держал в рабочей сумке, чтобы их не украли. Здесь он проводил едва ли не все время. Да и зачем куда-то выходить, когда мир сам идет к нему. Хоккер, как ни один другой гамбургский спекулянт, контролировал нелегальную торговлю провиантом. Все грязные речушки, ручейки и протоки так или иначе заворачивали к Хоккеру. Вам что-то нужно – идите к Хоккеру, и он все достанет. Если, конечно, вы в состоянии заплатить.
Чтобы попасть к нему, Ози пришлось пробиться через толпу. В черном пальто и хомбурге Хоккер напоминал похоронных дел мастера. Склонившись над газетой, он медленно водил пальцем по строчкам. Шляпа лежала рядом на столе, ее узкие поля намокли от растаявшего снега.
– Привет, герр Хоккер! Что там сегодня, в Томмиландии?
Хоккер даже не поднял головы:
– Ози Лайтман. Дела в Томмиландии не очень хороши.
– Вот как? А что случилось?
– Томми не хочет платить за оккупацию. Томми говорит, почему немцы должны есть, когда нам самим не хватает?
Герр Хоккер любил похвастать как своим английским, так и умением переводить с него. Прежде чем переходить к делу, Ози всегда старался сыграть на этой слабости и подтолкнуть Хоккера прочитать что-нибудь; обычно ему удавалось сбить цену на несколько сигарет.
– А тут еще зима некстати, – продолжал Хоккер.
– Отто говорит, она продлится тысячу лет, – вставил Ози. – В наказание за все, что мы натворили. Не расцветет вишня в Штаде. Не будет яблок в саду. Солнца на шторах. Купания голышом в Альстере. Только тысяча лет льда и снега. Что думаете, герр Хоккер?
– Похоже, что так. В Германии замерзли все реки. Даже Рейн. – Хоккер неторопливо и с достоинством лизнул палец и перевернул газетную страницу. – Мы знамениты. Посмотри сюда. О нас пишут на седьмой странице “Дейли миррор”, здесь даже есть фотография Гамбурга.
У Ози округлились глаза. В самом центре газетной страницы был напечатан снимок того самого, стертого с лица земли жилого квартала Хаммербрука, где жил когда-то он сам. Это там Ози видел, как плавились окна, как пузырилась дорога и как раскаленный ветер сорвал с какой-то женщины всю одежду. Он даже сейчас услышал тот ветер – как будто церковный орган зазвучал вдруг всеми нотами, – увидел падающие с неба красные снежинки пепла и пылающие прямоугольники дверных проемов, похожие на огненные обручи, через которые в цирке прыгают львы. Зорбенштрассе. Миттельканал. Люди тонули в плавящемся асфальте. У матери вспыхнули волосы! Мозги вытекали через нос и сползали по вискам. Люди съеживались, словно манекены в портняжной мастерской. Bombenbrandschrumpffleisch, так они это называли. Тела, высушенные огнем.
– Mutti…
– Эй, парень, ты в порядке?
Ози зажмурился и резко открыл глаза, отгоняя страшные видения. Еще раз посмотрел в газету, на свой уничтоженный, растертый в каменную крошку квартал. На картинку с новым жилым комплексом.
– Они построят нам новый? – спросил он.
– Это для томми. И, прежде чем строить, они всех оттуда выгонят. Тут написано: “160 миллионов фунтов в год. Научим немцев презирать нас”.
– А это что? – Ози указал на рисунок: британская пара у развалин дома и слова мужчины в “пузыре”: “Давай переедем в Германию. Я слышал, там много больших и красивых домов”.
– Что он говорит?
– Шутит. Говорит, что жить в Германии лучше, чем в Англии.
– Томми чокнутые. Им бы только шутить.
– Итак. Что тебе нужно сегодня, Ози Лайтман?
Ози положил на газету часы, и Хоккер тут же, с ловкостью фокусника, прикрыл их шляпой.
– Что хочешь за них?
– А вы даже не взглянете?
– Уже взглянул. Хорошие часы. Надежная германская марка.
– Лекарство и шоферское удостоверение.
Хоккер стрельнул в мальчишку глазами:
– Ты просишь о том, что трудно достать. – Он поднял шляпу, посмотрел на часы, потом взял их и поднес к уху. Ози знал – если слушать недолго, то разницы и не заметишь.
– Это часы моего отца.
Хоккер бросил на него скептический взгляд:
– В Хаммербруке такие часы никто носить не мог.
– Вы можете достать удостоверение?
Хоккер выковырнул что-то, застрявшее в зубах. Осмотрел – кусочек бекона? – и рассеянно отправил обратно в рот.
– Часы мне не очень-то и нужны. В наше время знать время никто и не хочет. В час ноль время не важно. Все застыло. На время нет времени.
– Что-то же они стоят.
Хоккер сунул руку под одежду и положил на газету три продовольственных купона.
Ози покачал головой. Мало того, что томми гоняли его весь день, так теперь и Хоккер жмется.
– Десять.
Хоккер рассмеялся и поднял шляпу – мол, забирай.
– Три или ничего.
Ози посмотрел на купоны. Один – на хлеб, один – на молоко и яйца и еще один – на маргарин. Придется, конечно, объясняться с Берти, придумывать какую-то причину, но мысленно он уже готовил завтрак, которым можно насладиться утром.
Хоккер подтолкнул к нему три купона:
– Бери. Часы не съешь.
Льюис брился перед зеркалом. Чтобы не разбудить Рэйчел, он даже не стал смывать пену с лезвия, а стер ее пальцем. Все ванные в доме были выложены элегантными золотисто-горчичными плитами, к чему Льюис никак не мог привыкнуть: каждый раз во время бритья он ощущал себя офицером индийской армии, нежащимся в роскоши, достойной какого-нибудь набоба. Даже мысль о собственном расположении к туземцам, которым он позволил сохранить их собственность, не помогла – он чувствовал себя всего лишь еще один мародером.
Закончив бриться, Льюис вытер насухо лицо и привел себя в порядок. Лежавшая под стаканом серебристая полоска с презервативами напомнила о том, что за три месяца использован был всего один. Факт гнетущий. Льюис оставил презервативы на месте в наивной надежде, что Рэйчел, может быть, увидит их, все поймет и захочет изменить ситуацию в лучшую сторону. Такой до нелепости кружной путь к сексу вряд ли мог обещать перемены, но веру в собственную способность что-то сделать, поговорить с женой откровенно он давно уже потерял. Пытаясь вспомнить случаи, когда они открыто обсуждали эту тему, Льюис обнаружил только один: как-то в период ухаживания он бесстрашно объявил Рэйчел, что она еще до конца года станет миссис Морган. Утрату ею интереса к сексу, как и головные боли, и то, что засыпает она только под утро, он объяснял себе ее общим состоянием, которое называл, прибегая к помощи эвфемизма, “поствоенным блюзом”. Рано или поздно дела пойдут на лад, с надеждой думал Льюис, – искать другие методы лечения ему было просто некогда.
Рэйчел спала на боку, издавая негромкие сухие звуки; лицо ее подергивалось, возможно, отзываясь на те видения, что тревожили ее во сне. Доктор Мейфилд полагал, что сон в ее состоянии есть и симптом, и лечение, но Льюис предпочел бы, чтобы жена проявляла большую активность. Его философия, если о таковой вообще можно говорить, выражалась в двух словах: занимайся делом.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
