— Не понимаю о чем ты, — Стас, конечно врал нагло и в лицо, но не говорить же, что волнуется, как она провела ночь, перестало ли болеть между ног, или не надумала ли она слинять без объяснений?
— Ну конечно, а эндоскопическую аппендэктомию ты сделал по доброте душевной? — приподняла пушистую бровь на крупном лице женщина, не веря, что в нем могло проснуться добро. И это у врача! Даже ехидное выражение не портило доброжелательность существа Нины.
— У неё плохая свёртываемость крови.
Стасу захотелось дать себе по лбу. Он уже второй раз за день оправдывается за связь с пациенткой. Была бы это обычная, среднестатистическая пациентка-девушка. Они сохли по нему, а он просто выполнял свою работу, не обращая внимания на жирные намёки и крупные авансы. Не в этот раз.
— Ладно, — усмехнулась Нина и отвернулась, но перед этим подмигнула. — Тебе давно пора было влюбиться, почему бы и не в нее.
— Я не влю… — но она уже ушла, не став слушать нелепых оправданий.
Это только разозлило. Что он, юнец в конце концов? Взрослый мужчина захотел женщину. Теперь то, она точно женщина. От воспоминаний о том, как она ею становилась, как терпела боль, пока он наслаждался теснотой девственного лона, свело судорогой живот.
Посмотрев на часы, он решил подождать выписки в ординаторской — там же в итоге и заснул — на диване. Мгновенно с приятными, приподнимающиеся естество мыслями о скорой встрече с Машей. Желательно наедине, еще лучше на кровати.
Выплывал Стас из темноты сознания долго, чувствуя приятное тепло и влагу на члене. Сначала даже улыбнулся, представляя как нежные губки Маши водят по нему вверх-вниз, вбирая всё глубже, обсасывая, как самый сладкий леденец! Мечты, мечты.
Что за хрень собачья!
Звучный хлопок входной двери заставил его, наконец согнать сонную хмарь и открыть глаза.
— Марина! — оттолкнул он темноволосую голову.
— Стас, — заведующая стояла согнувшись, и оттопырив накачанный зад в сторону двери. Она на его реакцию только улыбнулась и потянулась к всё еще твердо стоящему половому органу. — Я уже соскучилась. Мы позавчера так мило побеседовали, а вчера ты забыл предупредить что не придешь. Я ждала.
— Ты хоть двери закрыла? — рявкнул он, откидывая её руки и усаживаясь на диван. Он бросил взгляд на часы и ругнулся. Шестой час. Выписка Маш давно готова, и скорее всего отдана на руки.
Вскочив, он метнулся к столу, надеясь, что нужный листок так и лежит в карте Синицыной, но на столе было пусто.
— Ты не это ищешь? — пропела Марина, язвительно ухмыляясь. В ее руке покачивался белый лист. Она пробежала глазами судя по виду, как раз, выписку.
— Ты обычно не кувыркаешься с пациентками, и тем более не проводишь им дорогие операции за счёт больницы.
Стас ничего не стал говорить. Его мало интересовало мнение похотливой Марины. Он не боялся её. Больше. Тем более, что причина, указанная в карте была более чем адекватной. В крайнем случае всегда можно самому заплатить. Ему и раньше позволяла это зарплата, а теперь тем более.
Стараясь не выдать лицо все испытанное отвращение к этой пропитанной протеином сучке, он в два шага преодолел разделяющее их расстояние и забрал из рук лист бумаги.
— Выписку нужно было отдать в четыре часа.
— Мне плевать. Что ты в ней нашел?
Стас и на это смолчал читая идеально составленный документ о проведенных процедурах восемнадцатилетней девушке. После чего пошел к шкафу снять халат.
— Она тебе надоест через пару дней и ты вернёшься ко мне, — не унималась Марина.
— Посмотрим, — произнес Стас, меняя обувь. Черта с два он даст хищным лапам Марины его заграбастать снова. Он вырывал себе независимость и теперь только сам будет решать кого трахать и как часто.
— Я исполнила твою мечту! — затряслась она. — Ты мне обязан! — вскочила она. Вокруг нее сгустился воздух, а лицо выдавало приближающуюся истерику. Обычно это заканчивалось чьим-нибудь нелепым увольнением.
— Достаточно. — Он не повысил голос и посмотрел на нее снизу вверх, завязывая шнурки на черных, классического типа кроссовках. — Ты ничего не сделала, кроме того что подписала пару разрешающих бумажек. Проект мой, операцию сделал я.
— Я могу все переиграть.
— Попробуй, — хмыкнул Стас, оперся на ноги и встал.
Он бы мог напомнить, что одно слово мужу Марины и вся ее надушенная диором жизнь пойдет по наклонной. Но не будет же он опускаться до уровня мелочной стервы?
Совет директоров и так не позволит отобрать у больницы золотые рудники, которые могут принести миллионы, чем являлась лаборатория по трансплантологии.
— Если, — начала говорить Марина, наверняка приготовившись предъявить Стасу очередной ультиматум, как вдруг дверь открылась и вошла Нина.
— Стас, я надеялась ты отдашь выписку Синицыной, — сказала она сделав вид, что не замечает драматической сцены развернувшейся посреди кабинета. Марина действительно выглядела актрисой, готовой получить рукоплескания зала за свою скорую наигранную смерть. Смотреть тошно.
— Как раз собирался. — Он сдернул с плечиков кожаную куртку и надел, не спуская взгляда с бумаги с птичьей фамилией.
— Это вряд ли. Она уже убежала. Как ошпаренная. Потом, сказала заберет. Так что отнеси на пост, будь хорошим мальчиком, — произнесла врач, и кинув взор на Марину, уже сменившую выражение лица, на самодовольное, вышла за дверь.
Стас стоял не шелохнувшись. В голове бурным потоком лейкоцитов крови неслись мысли с чего бы Маша стала убегать.
И тут выругался, когда вспомнил резкий хлопок двери и собственный член в жадном рту Марины.
Вот же блять!
Он рванул со стола выписку и направился к двери.
— Она тебе надоест и ты вернешься ко мне, если она вообще согласится быть с тобой после такого то зрелища, — рассмеялась она протяжно и зло. Ну ведьма. Захотелось ударить её за подобную подлость, но страх прибить хохочующую сучку оказался сильнее.
— Посмотрим, — только и сказал Стас, а затем выбежал из кабинета, чувствуя, как спину, словно стрелы пронзает неприятный смех бывшей начальницы.
Глава 19
Дождь накрывал серой, как цемент пеленой, многолюдный город, скрывая от прохожих чужое горе. Словно кого-то могло это взволновать. Люди шли мимо, обтекая, тонкую девичью фигурку, не обращая внимания ни на мокрые волосы, облепившие бледное подернутое печалью лицо, ни на одежду, словно вторая кожа, прилипшую к телу.
Маша плакала. Который раз за столь короткий период времени? Обычно она не любила нытья, старалась не поддаваться отчаянию, но сейчас ничего не могла с собой поделать. Слезы сплошным потоком падали на асфальт, падали так же как надежды об эфемерном чувство — любовь.
