IV. Мифы о тех, кто назвался писателем
Глава 22
Миф о том, что писателями рождаются
Или: зачем тебе учиться?
«Пушкин не учился в Литинституте, он писал как дышал», – говорила мне мама, видя, как я собираю подборку своих рассказов на конкурс в Литинститут. «А Чехов и Булгаков были врачами…» – поддерживал ее папа, пока я оформляла титульный лист.
В том, чтобы учиться писательскому мастерству, многим видится признак ненастоящего таланта. Считается, что талант найдет себе дорогу сам и что настоящие творцы – самородки. Да и что можно изучать в такой приблизительной науке, как написание текста, если критерий читательской оценки один: понравилось или нет?
«Так вот, Чехов и Булгаков были врачами, и ничего: писали отлично», – закончил папа.
«Да-да, и Ромен Гари – дипломатом», – ответила я и нажала «отправить».
Так начался мой путь из темных времен в эпоху Просвещения. Тогда мне и возразить‐то нечего было: я лишь чувствовала, что Пушкин Пушкиным, а мне учиться нужно. «Возможно, мой талант ненастоящий, – рассуждала я, – но я все же попробую».
В Литинститут меня взяли. И начали мы даже не с Пушкина, а еще древнее: с греков. Например, с одного грека, написавшего первый и самый лучший учебник по писательскому мастерству. И я заподозрила: для кого Аристотель создавал свою «Поэтику», если писателями рождаются?
За ним следовали софисты и риторы, за плату обучавшие всех желающих красноречию. Мы до сих пор пользуемся приемами, разработанными ими еще до нашей эры. А если по гамбургскому счету, то мы пользуемся ничтожным числом из этих приемов. Куда в большей степени владеют этим инструментарием политики и священники – то есть те, кто произносит речи.
Писательству учились в древнегреческих школах, где родились риторика и поэтика. В средневековых монастырях, где развилась герменевтика. В творческих объединениях всех времен. И только после революции риторику исключили из образовательных программ (оставив искусство убеждать – вождям).
А значит, Пушкин…
К Пушкину мы подобрались уже через семестр. Выяснилось, что царскосельский лицей – не совсем такой, каким он представлялся мне на уроках литературы. Что это элитное учебное заведение, в котором преподавали ведущие специалисты империи. Что‐то вроде МВА. И зря мы, учась в школе, обращали внимание на слово «сельский»… То, что Пушкин изучал писательское мастерство (только назывались эти дисциплины «изящная словесность», «риторика» и тому подобное) стало очевидно. Более того, он читал по‐французски, по‐английски, по‐древнегречески и по‐итальянски, вел переписку с авторами и регулярно получал профессиональную обратную связь на свои произведения. Он перечитал всю библиотеку Святогорского монастыря, а в переписке рассуждает о композиции, теории стилей и путях литературы. Так учился ли он писательскому мастерству?
Если бы Пушкин «писал как дышал», то в музеях не хранились бы сейчас его черновики, на которых – по пятнадцать слоев правок. Эти черновики опубликованы и в полном собрании сочинений писателя. Загляните в последние тома, где опубликованы письма, записки и черновики – и вы увидите, как много Александр Сергеевич исправлял из того, что надиктовала ему муза.
С тех пор, посещая писательские музеи, я ищу стенды с черновиками и письмами.
«Я переписываю каждую страницу по пятнадцать раз», – спокойно сообщает Бальзак в любовном письме Ганской. «Я работаю как дьявол и встаю в полчетвертого утра», – пишет Флобер своей сестре.
А знаменитый разбор Достоевским окончания «Петербургских шарманщиков» Григоровича? «Не так надо писать», – сказал Григоровичу Достоевский и исправил фразу «Пятак упал к ногам шарманщика» на «Один пятак упал, звеня и прыгая, на мостовую, за ним другой, потом третий». Что это, как не урок писательского мастерства, который мы изучаем до сих пор?
Более близкий пример – литературные объединения начала ХХ века. Акмеисты, собиравшиеся вместе, чтобы оттачивать мастерство критики и учиться друг у друга. И их знаменитый принцип «говорите придаточными предложениями». За год в такой группе писатель развивался более, чем за пять лет варки в собственном соку. Так нужно ли изучать писательское мастерство?
Никто не считает, например, что музыке – самому неконкретному из искусств – не стоит учиться. Даже обладая совершенным и «цветным» слухом, вы все равно решите освоить нотную грамоту, услышать шедевры, созданные до вас, развить вкус и овладеть приемами игры на разных инструментах.
Никто не считает, что человек, желающий рисовать, не должен осваивать технику и приемы великих мастеров. Что одну и ту же лошадь, которая его вдохновит, он нарисует одинаково на первом, третьем и пятом годах обучения.
Даже танцоры тренируются, тянут мышцы, доводят до мастерства свои па и коленца. И, овладев в совершенстве своим инструментом – телом, – могут импровизировать.
Люди думают, что с языком дело обстоит иначе только потому, что они пользуются им каждый день. Им кажется, что этот инструмент работает в их руках только одним способом. На самом же деле он может «работать» по‐разному в любых руках, и можно научиться применять разные его функции в разных ситуациях.
И, конечно, любое искусство – это техника, «техне», как говорили древние греки, не делавшие разделения между умением строить дома и писать трагедии. Техникой овладевают, ее законы познают и ставят служить своему творчеству. Это – то, чему можно научить.
Как художник создает десятки эскизов, чтобы поставить руку и передать свет и тень и выстроить перспективу, как музыкант учит пальцы слушаться и ударять одновременно по нужным ему клавишам, как оба они изучают работы мастеров разных эпох и, наконец, понимают, почему некоторые из них называются шедеврами, – так и писатель учится писать портрет с намеком на характер и диалог на разные голоса, оттачивает мастерство бойкой фразы и добивается того, чтобы его герои оживали.
Способности даются нам не в расцвете, а в зачатке. Развивать их – выбор, и как именно развивать – тоже. Но писательство само по себе – путь, а значит – учеба.
Но что делать с теми голосами, которые повторяют, что если учишься, – ты не писатель? Что писателями рождаются? И что у хорошего автора все должно получаться с детского сада?
Я обычно вспоминаю Рэя Брэдбери и цитирую его про себя:
«Это не их дело – знать, что вы должны были учиться писать. Пусть думают, что вы родились таким сразу».
Резюме главы
1. Писательскому мастерству учились и в Древней Греции, и в дореволюционной России. Причем учились в группах, чтобы дело шло быстрее.
2. Никто не думает, что музыкально одаренному человеку не стоит изучать историю музыки или законы гармонии. Как никто не думает, что человеку с художественным вкусом не нужны знания о перспективе или работе маслом, пастелью, углем. Люди считают, что с языком дело обстоит иначе только потому, что они пользуются им каждый день.
