Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
— Мы почти добрались до неё, и я должен хотя бы кратко поведать зрителям об этом храме, — продолжал Джонс.
Ливадов не слушал американца. Внимание привлекло еще одно здание по улице Советской. Серая жилая девятиэтажка, выступающая над густым окружающим её кустарником. Длиннющая. Ничего не осталось от перекрестка дорог, у которого она начиналась, но стены сохранились очень хорошо и они должны тянуться до следующего перекреста с улицей Республиканской и далее вдоль неё к проспекту Октября почти на полквартала.
Стекол нет, крыши, кажется, тоже, но… Андрей крепко выругался про себя. Что это было? Он заметил человека на разбитом балконе седьмого этажа. Большего, чем темная фигура, быстро скрывшаяся внутри здания, разглядеть не удалось.
Хрен бы с ней! Но в душе заскребли кошки. Появилось недоброе предчувствие. В мертвом городе от случайного встречного ничего хорошего не жди.
— А после мы вернемся в USA! — продолжал Джонс. — Я свяжусь с властями, те сделают запрос в Красный сектор. Если мой раб гражданин красных, русские выкупят его.
Андрей замер после услышанного. Русские? Выкупят его? Может быть, это надежда на спасение? Но… Он точно не является гражданином никаких красных? Не те ли это люди, что похитили сестру? Не окажется ли он снова на положении раба?
Ливадов снова выругался, давя в себе малодушие. Несмотря на все сомнения, так хотелось, чтобы рабский ошейник просто сняли русские, для которых он окажется своим. Да только что будет, если это будут какие-нибудь не такие или не те русские?
Девятиэтажка походила полуразрушенный заброшенный замок в лесу и все тянуласть и тянулась вдоль грунтовки справа от неспешно идущего по колдобинам автомобиля. Вообще-то к церкви должны были свернуть прямо перед ней, но в зарослях слева от дороги проезда не было.
Ехали теперь в тишине. Андрей вдруг понял, что Рамирес смолк, и, признаться, это обрадовало. До тошноты противно играть в спектакле миссионера.
Грунтовка и джип добрались до внутридворового проезда через девятиэтажку, его хорошо видно над кустарником. Здесь раньше был светофор на пересечении Советской и Республиканской, которая, кстати, в прошлом напрямую вела к Железнодорожному мосту. А нынче никакого перекрестка: грунтовка просто берет влево, делая поворот почти под прямым углом.
Прежде вокруг перекрестка было просторно. Дома отступали от дороги, а по направлению к Волге и мосту, слева вдоль Республиканской улицы, располагался сквер — почти до самой церкви, куда направлялся джип американца. Сейчас по обе стороны от грунтовки все заросло папоротником. Кое-где меж стволов видны груды камней.
Неожиданно грунтовка и папоротник по обе стороны от неё кончились. Обширная прогалина с невысокой травой и сиротливым бетонным столбом, который когда-то держал лампу уличного освещения. Остальные, что в прошлом торчали из круглой клумбы, давно исчезли, а он невесть зачем сохранился посреди Октябрьской площади.
Это была она. Сквозь окна на стороне негра и белобрысого водителя видна церковь Параскевы Пятницы и далее сквозь лобовое стекло — дома, что высились по Республиканской улице, когда она продолжалась после площади.
Разноэтажные, от двух до девяти этажей, и разных же эпох. Отсюда даже казалось, что все дома неплохо сохранились. Стоят по обе стороны от проезжей части, а вот дороги больше не существовало. Меж строениями густая поросль, и проезда нет. Понятно теперь, почему джип сделал круг: чтоб добраться сюда до церкви.
Другие улицы сгинули, всё поглотили деревья. Наверно, от Пятницкого парка и пошла эта густая зелень — он должен был находиться на противоположной стороне площади, а сейчас и не отличишь заросли на месте парка от прочего леса вокруг площади.
— Tommy, — нетерпеливо произнес Рамирес.
— Yes, sir, — белобрысый водитель встрепенулся. Да, сэр.
Он отпустил руль и нацепил на правое ухо наушник с отростком микрофона, а, затем потянувшись куда-то, достал массивные очки, закрывшие половину лица, и плотные толстые перчатки. Томми быстро надел их и, опустив взор на невидимый планшет, принялся водить по нему пальцами.
— I'm ready! — произнес он. Я готов!
Ливадов, глядя на силуэт белбрысого, подумал о виртуальной реальности.
— Let's go! — послышалось от Рамиреса. Давайте!
Он и чернокожий тоже нацепили на правое ухо наушник с микрофоном и вдобавок вооружились. Негр, осклабившись, уже держал снятую с потолка штурмовую винтовку. Спереди послышался звук передернутого затвора.
Полюбоваться на церковь собрались? Андрей усмехнулся про себя. Хороши паломники!
— Выходим! — вновь скомандовал Джонс.
На сей раз по-русски, и вдобавок Ливадова остро кольнуло в шею. Тварь! Рамирес гнал его из машины, понукая болью, словно животное.
Когда вылезли из машины, Андрей оказался между негром и Джонсом. Помимо двух пистолетов, тот также снарядился тяжелым автоматом. Над головами зависли четыре дрона-камеры. Три полетели в сторону церкви, а один из них завис напротив Рамиреса который картинным жестом приподнял над банданой шляпу.
— Здравствуйте! Снова с вами я, Артур Джонс, и, как и обещал, мы у церкви… Пара…Параскевы Пятницы. Мы…
В этот раз Рамирес произнес название правильно. Больше его Ливадов слушать не стал, сосредоточившись на развалинах белого здания. Там кто-то был. На них кто-то смотрел злым и голодным взглядом.
Глава 13. Свобода
Женьку трясло, будто в лихорадке. Она беззвучно рыдала, не в силах остановить слезы. Влага текла против воли, и уже завыть хотелось, лишь бы слезы прекратились, но природа оказалась выше разума.
А, может, она обманывает себя, и такова её натура — слабая, девичья. От одной только мысли, что свободна, к горлу подкатывает новый комок, она всхлипывает и продолжает рыдать.
— Встань.
Это сын президента. Почему не убрался-то со своими учёными?
— Встань, — Воронцов повысил голос.
Только плевать Женьке на него с высокой колокольни. Она свободна! Все смотрит и смотрит на двухрядную цепочку из золотых колец, спавшую с руки. Символ и воплощение бесправия, и она больше не на ней.
— Встань, сука!
Женьку проняло. Перехватило дыхание, как после удара сапогом под дых. Ливадова неожиданно поняла, что стоит на четвереньках, опустив голову к полу, и часто-часто дышит, жадно глотая воздух. Она задыхалась от охватившей ярости.
Сука? Сука, он сказал?
Ливадова подняла взор на взбешенного, раскрасневшегося Владимира, сжимавшего и разжимавшего кулаки. Он не отводил взгляда, но и она не спрятала глаза. Смотрела на него снизу вверх, пока не восстановилось дыхание. Не думая даже, выглядит ли она со стороны глупо или нет. Какая вообще разница? Он назвал её сукой!
Владимир сдался. Глянул в сторону и, глубоко вздохнув, произнес примирительно:
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
