— Я дал тебе возможность высказать свое мнение, но ты не возражала и против моего. Ты хотела перебраться в нашу кровать, а мне только того и нужно. Так что туда мы вместе и направились.
Обхватив его руками за шею, она склонила ему голову на плечо.
— Хорошо.
В ответ он только крепче прижал ее к себе.
Как только они вошли в спальню, он осторожно положил ее на кровать и лег рядом. Она спрятала свое лицо, крепко прижимаясь к его груди, прислушиваясь к биению его сердца, ритмичный стук которого так ее успокаивал.
— Саванна, я так тебя люблю.
— Ты меня любишь? — с благоговейным трепетом и долей сомнения в голосе спросила Саванна.
— Слишком сильно. Я знаю, ты не можешь ответить мне тем же сейчас. Понадобится время, чтобы ты забыла и простила мне ту грубость и шантаж, которыми я пытался принудить тебя к браку. Если ты вообще сможешь простить меня. Я смирюсь с этим и буду с тобой до тех пор, пока ты сама не сочтешь нужным разорвать наши отношения.
Покорный и робкий Леандрос воспринимался настолько неестественно, что даже отпугивал.
— Ты действительно думаешь, что я позволила бы тебе дотронуться до меня, если бы не любила тебя?
Леандрос замотал головой.
— Возможно, ты и любила меня когда-то. Но ты не можешь любить меня сейчас. Я не верил тебе, причинил тебе боль и страдания, не смог защитить от жестокости брата. Я не заслужил того, что имею. Но тем не менее я прошу тебя не оставлять меня. Я не вижу своего будущего без тебя и наших дочерей.
— Я и не собираюсь уходить от тебя, глупый ты человек. Я люблю тебя, Леандрос. Я любила только тебя одного со дня нашего первого поцелуя, просто боялась признаться в этом даже себе самой.
Он смотрел на нее непонимающими глазами, словно был не в силах поверить тому, что только что услышал.
— Ты вела себя честно.
Она улыбнулась сквозь слезы.
— А ты — благородно; ты смог скрыть свою страсть и не искушать моего тела.
— Это было больше, чем страсть. Я влюбился в тебя с первого взгляда. С того самого дня находиться с тобой в одной комнате было для меня пыткой. Я вынужден был справляться со своими чувствами в течение долгих шести лет. Я чувствовал себя виноватым в том, что женился в первый раз не по зову сердца. Ты не представляешь, каких мучений стоило мне пережить смерть Диона и Петры.
— Я знаю, ты потерял не только жену, но и сына.
— Конечно, я переживал, но не так, как следовало бы любящему мужу. И потерю ребенка я воспринял гораздо сильнее, чем уход из жизни жены. Не прошло и двадцати четырех часов после гибели Петры, а я уже был полон мыслей о том, как ты займешь ее место. Я убеждал себя, что восстанавливаю попранную справедливость, заменяю то, что потерял. Но правда состояла в том, что я не мог больше жить без тебя.
— Я тебя люблю. Я всегда буду тебя любить, — снова и снова повторяла Саванна.
— Милая, мне нравится твое упорство, твой нрав. Мне нравится, как ты улыбаешься, когда счастлива или обнимаешь своих детей. Но больше всего я люблю твое нежное и доброе сердце, которое способно простить ошибки и продолжать любить.
Саванна с трудом справлялась с переполняющими ее эмоциями, которые вызывали его слова. Она ничего не смогла ответить, а просто загадочно улыбалась.
Он тоже улыбался, поправляя ее растрепанные волосы.
— Я восхищаюсь тобой, твоей самоотверженностью, с которой ты бросилась помогать больной и престарелой тетушке, когда сама еще нуждалась в опеке взрослых.
— Мне было тогда девятнадцать, — запротестовала Саванна.
— Сущее дитя.
— Мне двадцать семь сейчас, неужели это считается преклонным возрастом, чтобы позаботиться о себе самой? — игриво спросила Саванна.
Глаза его стали печальными.
— Да. Ты уже взрослая. Ты умная. У тебя сильный характер. Но разреши мне взять на себя честь заботиться о тебе и нашей семье.
— Хорошо. Этим будешь заниматься ты.
* * *
Спустя несколько месяцев лечащий врач Саванны, которого по рекомендациям подобрал для нее Леандрос, установил десятинедельный срок ее беременности.
Несмотря на волнение, с которым Леандрос воспринял это радостное известие, он быстро наметил список повседневных дел, которые во избежание перегрузок Саванна должна была сократить и постепенно свести на нет. Он объявил обязательным послеполуденный сон, упоительные часы которого иногда разделял с супругой. Время, отведенное непосредственно на отдых, безусловно, сокращалось, но увеличивалось то, в течение которого Саванна все лучше узнавала характер своего греческого олигарха, ставшего ее законным мужем.
Ева и Нисса были в восторге от перспективы прибавления в семействе, а обе бабушки кудахтали вокруг Саванны, словно наседки.
А еще через полтора месяца после этого известия ультразвуковое исследование наглядно показало будущим родителям, что у них будет двойня.
Через пять месяцев, когда у Саванны начались схватки, Леандрос объявил, что это будет последней беременностью жены. Лицо его приобрело необычный серый оттенок и с усилением предродовых схваток супруги становилось все темнее. Он клятвенно обещал никогда больше не причинять таких физических мук любимой женщине. Саванна улыбалась, превозмогая ужасную боль, уверенная, как всегда, что появление на свет детей стоит любых мучений.
Первой на свет появилась их третья дочь, которая была сразу же наречена Беатрис. Второй ребенок возвестил о своем рождении громким криком. Это был мальчик. Леандрос был близок к обморочному состоянию, когда увидел двух крошечных, долгожданных новорожденных, плод его с Саванной любви. Она же настояла на том, чтобы сына назвали в честь его отца Леандросом.
После родов Саванна осталась в частной клинике. Она лежала на больничной кровати, прижимая сына к груди, а Леандрос сидел напротив и держал на руках дочь. Ева и Нисса тихо восседали рядом на коленях у бабушек.
Леандрос оторвал свой влюбленный взгляд от дочери и посмотрел на жену.
— Любимая, ты и наши дети — это моя жизнь. Мое настоящее. Мое будущее. Мое самое дорогое сокровище. Дары Господа.
Глаза его заблестели от подступающих к ним слез, голос затих, оборвавшись.
— Спасибо тебе, — сказала она. Сердце ее было переполнено чувствами, но лишние слова были ни к чему.
Он обещал ей, что она никогда больше не будет одинокой. И он сдержал слово, окружив ее любовью, семьей, друзьями, щедро делясь всем, пока все это не стало и достоянием Саванны.