— Или, может быть, ты ведьма? Волшебница? — Он посмотрел наверх, на скалы. Затем обернулся и сказал мне через плечо:-Как вы думаете, капитан, могут ли они нас перехитрить?
— Без сомнений, — ответил я. — Я подумал об этом, как только мы только увидели ее.
Он медленно пятился назад, пока не ткнулся спиной в пистолет в моей левой руке.
— Итак, ведьма, — произнес он, обращаясь ко мне.
— Несчастный ребенок, видимо, оставленный кем-то в этих горах. Не больше и не меньше.
Она оглянулась.
— Мой мастер…
— Все-таки он есть! — радостно воскликнул Седенко. — Она служит повелителю ведьм.
— Кто твой мастер, девочка? — перебил я.
— Святой человек, ваше высочество, — она сделала некое подобие реверанса.
— Маг? — продолжал гнуть свою линию Седенко.
— Он один из тех отшельников, которые живут здесь, на этом перевале? — спросил я.
— Да, он один из них, ваша светлость, — подтвердила она.
— Она всего лишь ученица одного из отшельников, — пояснил я Седенко. — Неужели можно что-то подумать, увидев такого ребенка?
Седенко выпятил нижнюю губу. Он рассматривал девочку со всех сторон, убеждая самого себя в правоте моих слов. — Где находится твой мастер? — спросил я ее.
— Дальше и выше, господин. Он лежит при смерти. У нас больше нечего есть. Он умирает уже много-много дней. Это началось еще перед снегом. — Она показала наверх.
Только теперь я смог рассмотреть подъем в расщелине скалы. Подобных пещер было множество в этой местности — было вполне понятно, почему ее облюбовали изгнанники. Перед одной из них было установлено некое подобие распятия с выдолбленным перед ним углублением, в которое путешественники могли складывать продовольствие и деньги, или каким-либо другим способом помогать затворникам.
— Ты уже давно с отшельником? — спросил я ее. Теперь я мог опустить пистолеты. Было ясно, что она не лгала. Только Седенко все еще не был убежден.
— С самого детства, господин. Он заботился обо мне с тех пор, как мой брат, моя мать и отец были убиты Орлами, господин…
— Ну а теперь, — распорядился я, — веди нас к умирающему отшельнику.
Седенко вмешался.
— Это может быть ваш Гроот, капитан?
— Думаю, нет. Но он может что-то знать о нем. По моим сведениям, многие из этих затворников объединяются, чтобы легче жилось.
Вслед за девчонкой мы вскарабкались по покрытой снегом скале наверх, пока не достигли пещеры. Ужасное зловоние ударило нам в ноздри, и пришлось зажать рукой рот и нос, чтобы ослабить его.
Девчонка промчалась в дальний конец пещеры. Там кто-то был.
Седенко оставался снаружи и был настороже. Я и не думал о том, чтобы его подозвать.
Изможденное, исхудалое лицо показалось из-под кучи тряпок, и тусклые глаза уставились на меня. Уже сам звук его движений и взгляд производили впечатление, но самым поразительным была улыбка на этом лице. Такое выражение лица мне приходилось видеть и раньше. Если люди улыбались мне подобным образом больше чем однажды, я их убивал, обосновывая это тем, что улыбка такого рода на губах переходит в хохот во все горло.
— Приветствую тебя, святой человек, — сказал я. — Ваша служанка сообщила нам, что вы в плохом состоянии.
— Она преувеличила, господин. У меня легкое недомогание, только и всего. Что значат мои страдания по сравнению с мучениями господина нашего, Иисуса Христа, которому мы все должны подражать и следовать? Эти страдания приближают к Небу.
— Ага, уже чувствуется небесный запах, верно? — оживился я. — Мое имя Ульрих фон Бек, и я здесь, потому что ищу Святой Грааль.
Я знал, что это должно произвести впечатление. Пораженный, откинулся на свои тряпки.
— Грааль? Грааль? Ах, господин, Грааль мог бы меня освятить.
— И всех остальных, болеющих и лежащих на смертном одре, — подтвердил я. — Но все же я еще не отыскал его.
— Но вы уже близки к цели? — поинтересовался он.
— Этого я не знаю. — Я придвинулся ближе. — Мне хотелось бы предложить вам чего-нибудь перекусить. Седенко! — позвал я своего спутника. — Приготовь еду для обоих!
Несколько неохотно Седенко приблизился к нам.
— Для меня большая честь быть в обществе того, кто настолько свят, — сказал отшельник.
— Но вы все же более святы, чем я, — возразил я.
— Нет, господин. Вы немного более святы, чем я, вне всяких сомнений. Иначе как же вы сможете достигнуть того, что стремитесь найти?
— О нет, господин затворник, я убежден, что ваши страдания превосходят мои во много сотен раз.
— В это я не могу поверить. Но смотрите! — Он поднял руку. По ней двигалось что-то похожее на блоху.
— Что я должен увидеть? — спросил я.
— Моих друзей, господин рыцарь, созданий, которых я люблю больше, чем самого себя.
Помешательство, определил я про себя. Но когда мои глаза привыкли к сумраку пещеры, я смог различить, что на этом члене его тела извивались и ползали черви. Они пожирали его! Он засмеялся так же, как и тогда, когда впервые увидел меня. Без сомнений, таким образом он уничтожал себя. К сожалению, мы ничем не могли помочь ему избавиться от мучений.
Я приучил себя пренебрегать брезгливостью, но даже мне стоило невероятного напряжения воли остаться рядом с этим несчастным.
— Настолько изощренная мука не может остаться незамеченной, — сказал я, вставая. Глядя на выход из пещеры, я представил себя на свежем воздухе и снегу.
— Вы очень любезны, господин рыцарь. — Он опустил руку и спрятал ее в тряпье.
Уже не столько желание оживить этот полутруп, сколько желание накормить несчастного ребенка двигало мною. Появился Седенко. Я пошел ему навстречу, взяв протянутый мне хлеб, и передал девочке. Она разломила его примерно пополам и передала больший кусок своему мастеру. Тот крошил его и засовывал в рот и жевал, одновременно следия, чтобы крошки не попадали в бороду и длинную нечесаную шевелюру.
Через некоторое время я вышел наружу, теперь уже не испытывая ничего, кроме желания продолжить путешествие.
— Эта девушка погибнет здесь. Старый пень через несколько дней загнется, — пробормотал Седенко себе под нос
Я думал так же.
— Когда он поест, я спрошу его, что он знает о Грооте, и после этого мы уедем отсюда.
— На моей родине тоже есть такие люди, — сказал он, — они верят, что грязь и истязание плоти приближают их к Господу. Но что будет Бог делать с ними?
— Может быть, он желает, чтобы мы все следовали примеру этих братьев. Может быть, он возрадуется, если его создания презреют все разнообразие жизни, представленное им самим?
