С ним работали люди Дмитрия, там… сугубо материальный интерес.
– Кто надоумил его украсть из хранилища ампулу?
А он украл? Когда Александр Михайлович успел это выяснить?.. Мишке всё больше казалось, что он лёг спать в одном мире, а проснулся в другом, суровее и мрачнее прежнего. Впрочем, нет: ширма благополучия начала рушиться ещё вчера, в квартире Субботиных.
– Сам. От испуга. Только хуже сделал.
Это правда. Попытка скрыть улику сказала больше, чем сама улика. С неё, пожалуй, всё и началось. И хорошо, что началось…
Или нет?
– Вы знали, чем конкретно заняты ваши учёные? Ознакомились с методами их работы?
Потапов упрямо наклонил голову, будто собрался бодать неприятного собеседника.
– У прогресса своя цена.
– А у порядка?
Газетчик промолчал. Мишка тоже не знал, что бы стал отвечать, спроси шеф его вместо задержанного. Эта вежливая перебранка казалась пустой игрой слов, но ведь слова важны. За ними стоит слишком много: решения, поступки, жизни и смерти. Потому что кто-то ценит одно, а кто-то другое. И кто прав?
– Что вы собирались делать после успеха своего мероприятия?
Потапов снова осклабился, жутковато напомнив Котика. Но тот-то всё-таки сумасшедший… Даже если и вменяемый, в любом случае – ненормальный…
– Дать людям волю.
– Это я понял. А потом?
– А потом из хаоса родится новый порядок.
– Такой, какой нужен вам?
– Такой, какой нужен людям.
– Вы боитесь творения собственных рук, – уверенно сказал Верховский. Газетчик при этих словах лишь растерянно шевельнул губами, будто в последний миг упустил скользнувшее мимо разума оправдание. – Оно вам даже не нужно. Достаточно того, что перестанут действовать разом все наши законы, верно? Правила лицензирования, ограничения на колдовскую фармакологию, таможенные препоны… Станет намного удобнее, если всё это больше не нужно будет обходить. Останутся только общегражданские кодексы, а с этим проще. Особенно если больше не стесняет присяга.
Потапов рывком подался вперёд – не то в страхе, не то в возмущении. Конвойный тут же шагнул от дверей, вскинул правую руку, левой схватился за кобуру. Не отводя взгляда от задержанного, Александр Михайлович жестом велел безопаснику вернуться на место.
– Вы меня в мелочности обвиняете? – недобро осведомился Потапов. – Думаете, я всё это устроил только ради личной выгоды?
– Вы даже не удосужились просчитать последствия своих действий, – холодно заметил Верховский. – Кстати, где можно почитать ваши с Дмитрием бизнес-планы?
На краткий миг Мишке показалось, что Потапов вот-вот бросится на невозмутимого Александра Михайловича. Но нет, совладал с собой, откинулся на жёсткую спинку стула, словно стремясь оказаться как можно дальше от начальника магконтроля. Грудь его тяжело вздымалась, как после долгого бега.
– А знаете, кто отлично просчитывал последствия? На годы вперёд? На десятилетия? – торопливо и горячо заговорил он, сверкая глазами. – Знаете, кто у нас практику смертной казни восстановил? Кто придумал народ клятвами воспитывать? По чьему приказу тут в подвалах…
Верховский щёлкнул пальцами. Неожиданная тишина хлестнула по ушам; конвойный снова вцепился в табельное и снова не решился его достать. Потапов беззвучно горячился, то бросаясь грудью на стол, то отстраняясь так далеко, как только мог; в неподвижном свете потолочных ламп судорожно сверкала серебряная цепь наручников. Верховский не размыкал губ, но застывшее на его лице бесстрастное выражение неуловимо менялось. Всё это – вопиющее нарушение протокола; в том и смысл допроса, что его проводят при свидетелях…
Но начальник считал, что никому, кроме него, не следует слышать слов задержанного.
– К двери отправь кого-нибудь, – тихо сказал в рацию безопасник и угрюмо замолк.
Мишка не знал наверняка, что это означает.
Тишина висела целую вечность, хоть по часам и выходило не больше десятка минут. Мишка не заметил, в какой момент развеялись чары. Несколько мгновений и Потапов, и Верховский сидели неподвижно, столкнувшись взглядами, а потом Александр Михайлович ровным голосом произнёс:
– Благодарю за беседу. Сержант, займитесь.
Потапов порывисто качнулся вперёд. Он казался… разочарованным? Неужели всерьёз рассчитывал, что его отпустят?
Что он такого сказал?
– Отправляйся в зал заседаний, – устало велел Александр Михайлович, как только за Мишкиной спиной закрылась тяжёлая железная дверь. В коридоре было хорошо: из окна сквозило зимним холодом, пахло старой штукатуркой и гуляли праздные отзвуки. – Ничего страшного там уже не случится, но понаблюдать стоит.
– А вы?
– А мне надо успеть уладить ещё несколько дел, – туманно ответил Верховский. Он непривычно отрешённо глядел куда-то мимо Мишки. Должно быть, начальник вымотался до предела: опять не спал ночь.
– До чего успеть?
Верховский оставил этот вопрос без ответа. Он резко развернулся и двинулся вдоль коридора, разбрасывая между стен мерное эхо шагов. Мишке стало по-настоящему не по себе.
– Александр Михайлович! – окликнул он, торопливо нагоняя начальника. – Кто хоть прав-то? Эти? Или Магсовет?
Верховский остановился и смерил младшего офицера оценивающим взглядом.
– Сам-то как считаешь?
– Я?.. – Мишка слегка опешил, но начальник всерьёз ждал ответа. Хитрить Старов никогда не умел, пришлось говорить как есть. – Ну, вообще… Мне кажется, и те, и другие неправы.
