по сто граммов примут, под закуску и под нашим приглядом. Чем… будут прятаться по кустам и нажрутся как свиньи! Кстати… я еще в прошлый раз хотел спросить — вот про «напиться», «непедагогично» и прочую вашу… преподавательскую заумь — ты это помнишь. А вот не боишься того, что вот эти… несовершеннолетние, возьмут ночью, да и разбредутся по парочкам? И что потом?
— Ну… они же и правда уже не дети! Да и комсомольцы же! Ну как так можно? — возмутилась Эльза.
«М-дя… где смысл, где логика в этих размышлениях? А сама-то… в прошлый раз? Кто во-о-о-н там раком стоял? А кто минет бурно делал? Закидоны у Эльзы… да и у прочих девушек — бывают! Ладно… напоминать не будем!».
В общем — уболтал девушка на «закрытие глаз» на употребление не особо крепких спиртных напитков их подопечными.
— И вот еще что… не вздумай ко мне здесь приставать! Понял?! — уже на обратном пути от места проведения «конференции по педагогическим проблемам и методам» к костру заявила Эльза.
Косову оставалось только затылок чесать…
«М-дя!».
Насупившись, Эльза выслушала объяснения Косова «пионэрам», что — вот, несколько наших товарищей, решили таким образом подвести итоги нашего курса летней подготовки старших школьников… Что — в малых количествах, для аппетита и достижения хорошего настроения… В общем, три бутылки этого пойла Косов разлил по кружкам. Девчонкам, кто согласился… то есть — всем! Поменьше, конечно. Парням… Мишка — черт упрямый, отказался! Парням — чуток побольше.
Лиза понюхала кружку, пригубила, скорчила мордочку, но признала:
— Ну… вполне приличный портвейн! — чем, несомненно, потрафила «закупщикам» спиртного.
После ужина часть ребят осталась у костра, болтать и смеяться, а часть — напросилась у Косова покататься на конях. И пусть седло было только на одном, но пара одеял, постеленных на широкие спины коняшек, в какой-то мере компенсировала неудобства.
— Только не рысить мне, понятно? Шагом, шагом… под уздцы водим коней. Как накатаетесь — меня позовете, напоим лошадок, и покормим. Ферштейн зи? — и Косов вернулся к костру.
Уже позже, как стемнело, после кормежки-поежки коней, от Косова снова потребовали песен. Иван покосился на Эльзу, сидевшую рядом — «А ну-ка ее снова пробьет на спонтанный секс?», взял гитару и задумчиво потрогал струны.
«Что им петь? Тоже самое?».
И, неожиданно для самого себя, затянул:
— Располным-полна моя коробушка,
есть ситцы и парча!
Пожалей, душа моя зазнобушка,
Молодецкого плеча!
Народ был… удивлен. Даже немного ошарашен. Но Косов, не обращая внимания на сидевших у костра, продолжал заливаться:
— Выйди, выйди в рожь высокую!
Там до ночки погожу,
Как завижу черноокую –
Все товары разложу!
А потом Иван с удовольствием заметил, что сначала несмело, по одному присоединялись ребята к пению.
«Песня-то — известная! И исполняется сейчас — повсеместно. И по радио, и так люди поют. Так почему бы и не спеть ее сейчас хором?».
Не пела только Машка, пофыркивая как молодая кобылка, да Эльза, улыбаясь, смотрела на огонь костра.
— И чего тебе Машуня в этой песне не понравилось? — спросил девушку кто-то из парней, кого не было видно за пламенем костра.
— Х-м-м… вот поете вы, а сами не понимаете, что поете! — заявила красотка.
— Да? И что же мы поем? Разве не русскую народную песню? — насмешливо спросил тот же голос.
— Да? Русскую народную? А о чем вы поете, а? Подумать — голова имеется? Поете вы о том, что эта… черноокая… фактически отдалась за разные ткани, да? Или за перстенек бирюзовый! То есть… проститутка она! Вот нормально — петь о проститутках, да? — кинулась в наступление девчонка.
У костра замолчали. Видимо, молодежь вспоминала слова песни и раздумывала.
— Маш… по-моему, ты не права. Ты буквально и формально подходишь к тексту песни, — засмеялся Косов, — А там же… молодой парень и девушка встречаются. Он же не к абы кому обратился. То есть — они знают друг друга. Да и подарок… может это просто подарок, а не плата? Так можно к любому слову прицепиться, к любому тексту, стихотворению…
Машка продолжила что-то бурчать негромко, видимо, будучи не согласна с возражениями.
— Живет моя отрада
В высоком терему!
А в терем тот высокий
Нет хода никому! — продолжил провокацию Косов.
Эльза улыбнулась, а потом сделала «страшные» глаза и чуть кивнула в сторону неожиданной поборницы народной нравственности. Косов скорчил в ответ морду — «Плевать!».
И снова пели фактически все. Похоже, людей охватила такое состояние умиротворенности и неги, которое более свойственно людям старшего возраста. Именно они вот так хором поют за столом на гулянках, в то время как молодежи нужны бойкие пляски-танцы. Но сейчас, после ужина, после этих ста граммов портвейна, после дня пешего похода… Вот именно то, что и нужно для отдохновения! Расслабленность и умиротворение, а еще — пение хором, когда разные в общем-то люди вдруг ощущают себя единым целым?
«Чего это Машулю так развернуло в противоположную сторону? Что это она возомнила себя поборницей морали? Х-м-м… может мой отказ так повлиял на нее?».
Косова охватило желание и дальше подразнить девчонку, и он затянул:
— Ехал на ярмарку ухарь-купец!
Ухарь-купец — удалой молодец!
Похоже, что и парням с девушками стало смешно, и они активно подхватили песню, поглядывая на Машку. Косов периодически искоса поглядывал на Дюймовочку, надувшуюся как мышь на крупу. Но когда он закончил петь, Лиза прошептала:
— Ну хватит уже донимать девочку! Перестань! Видно же, что ты специально ее злишь! Или она тебе понравилась?
— Вот еще… ты знаешь, кто мне нравится! — буркнул в ответ Иван.
— Да откуда же я знаю — может ты на будущее так… задел делаешь? Вот бросишь ты и меня, и Зойку… Мы же для тебя — старенькие уже. А Машка…, - Эльза отмахнулась от него и