самоубийц по тем же правилам и обрядам, что и прочих, приравнивая их к язычникам или еретикам. Слова Зосимы, обнаруживающие такую широту любви и прощения, которая не предусмотрена официальной церковью, возможно, опираются на аналогичные высказывания Тихона Задонского (см.: Плетнев Р. Сердцем мудрые (О «старцах» у Достоевского). С. 80).
345
Злобною гордостью своею питаются, как если бы голодный в пустыне кровь собственную свою сосать из своего же тела начал. — По-видимому, этот образ восходит к Исааку Сирину: «Пес, который лижет ноздри свои, пьет собственную свою кровь и, по причине сладости крови своей, не чувствует вреда своего. И инок, который склонен бывает упиваться тщеславием, пьет жизнь свою…» (Исаак Сирин. Слова подвижнические. С. 582).
346
…тихо и радостно отдал душу богу. — Обычная формула житийного рассказа, когда речь идет о кончине святого.
347
Тлетворный дух — И название этой главы, и общая ситуация, в которой небо видимо безразлично к земным делам, вероятно, восходят к стихотворению Ф. И. Тютчева «И гроб опущен уж в могилу…» (1836):
И гроб опущен уж в могилу,
И всё столпилося вокруг…
Толкутся, дышат через силу,
Спирает грудь тлетворный дух…
348
Тело усопшего иеросхимонаха отца Зосимы приготовили к погребению по установленному чину. — 24 февраля 1879 г. К. П. Победоносцев писал Достоевскому: «Любезнейший Федор Михайлович. Сейчас был у меня о. архимандрит Симеон и привез, для передачи вам, выписанные им из книг подробности монашеского погребения, о которых он при свидании запамятовал объяснить вам» (Литературное наследство. Т. 15. С. 135–136). Указанные выписки (хранятся в ГБЛ, ф. 93. П. 7. 93) и были использованы здесь Достоевским.
349
Куколь (лат. cucullus — капюшон) — монашеский головной убор.
350
Возду́х — вид покрывала.
351
…точно ждали для сего нарочно сей минуты, видимо уповая на немедленную силу исцеления, какая, по вере их, не могла замедлить обнаружиться. — Чудеса после смерти праведника (обычно чудеса исцеления) — одно из общих мест житийного рассказа.
352
Дело в том, что от гроба стал исходить мало-помалу, но чем далее, тем более замечаемый тлетворный дух… — В письме к Н. А. Любимову от 16 сентября 1879 г. Достоевский этот эпизод романа пояснил так: «Подобный переполох, какой изображен у меня в монастыре, был раз на Афоне и рассказан вкратце и с трогательною наивностью в „Странствовании инока Парфения“» (XXX, кн. 1, 126; см.: Парфений. Сказание… Ч. 3. С. 63–64). В черновиках романа, однако, есть запись: «NB. По поводу провонявшего Филарета» (XV, 199). Кончина Филарета, митрополита Московского (1782–1867), вызвала толки из-за «тлетворного духа», исходившего от тела покойного. Тогда же сложилась эпитафия-эпиграмма:
Вы слышали про слухи городские?
Покойник был шпион, чиновник, генерал, —
Теперь по старшинству произведен в святые,
Хотя немножко провонял…
(см.: Текущая хроника и особые происшествия: Дневник В. Ф. Одоевского 1859–1869 гг. // Литературное наследство. М., 1935. Т. 22–24. С. 237).
353
…на Афоне например, духом тлетворным не столь смущаются, и не нетление телесное считается там главным признаком прославления спасенных, а цвет костей их — Парфений рассказывает об обычае на Афоне откапывать кости умерших через три года после смерти: «Которых кости обретаются желтые и светлые, яко восковые или елейные, противного запаха не испущающие, а иногда и благоуханные, те признаются за людей богоугодных <…> Которых кости обретаются белые, трухлявые истлевающие, о тех полагают, что находятся в милости божией. Кости черные, овые же и смердящие, признаются за кости людей грешных. О таковых более творится поминовение, и братия молятся чтобы Господь даровал прощение грехов их. Овогда обретаются тела неистлевшие целые, но черные и смрадные, сии признаются за людей, связанных родителями или духовными отцами, т. е. находящихся под клятвою». Об этом см. Парфений. Сказание… Ч. 2, С. 189–190; см. также Ч. 4, С. 232, 241, 245–246.
354
«…Они там под туркой сидят и всё перезабыли. У них и православие давно замутилось, да и колоколов у них нет»… — Колоколов не было в некоторых церквах в тех местностях, которые находились под властью Турции. Парфений пишет: «Воистину <…> церковь <…> в неволе турецкой пребывает и тяжкое несет иго <…> храмы не имеют ни крестов, ни куполов, ни звона, ни вида, ни доброты…» (Парфений. Сказание… Ч. 3. С. 44). Но на Афоне, сообщает Парфений, «в каждом монастыре есть особенные колокольни с колоколами, и звонят когда хотят: турки не запрещают» (Там же. Ч. 4. С. 179).
355
«Помощника и покровителя» станут петь — канон преславный, а надо мною, когда подохну, всего-то лишь «Кая житейская сладость» — стихирчик малый. — Канон (греч. χανών) песнопение в честь святого или какого-либо церковного праздника. Стихира (греч. στιχηρά) — песнопение на библейские темы. Слова стихиры «Кая житейская сладость» принадлежат знаменитому автору церковных песен Иоанну Дамаскину (VII–VIII вв.). Мотивы этой стихиры были использованы А. К. Толстым в поэме «Иоанн Дамаскин» (1859).
356
Всего-то антидорцу кусочек, надо быть, пожевал — Антидор (греч. άντι — против, вместо; δωρον — дар) — часть особой просфоры, которая раздается молящимся в конце литургии.
357
Гешефт (нем. Geschäft) — выгодное предприятие, мелкая сделка, спекуляция; здесь: неразборчивая нажива.
358
Это только басня, но она хорошая басня ~ Вот она эта басня… — По поводу легенды о луковке Достоевский писал H. A. Любимову 16 сентября 1879 г. «…особенно прошу хорошенько прокорректировать легенду о луковке. Это драгоценность, записана мною со слов одной крестьянки и уж конечно записана в первый раз. Я по крайней мере до сих пор никогда не слыхал». Достоевскому по-видимому не был известен сборник А. Н. Афанасьева (Народные русские легенды собранные Афанасьевым. Лондон. 1859. M., 1859), где приводится легенда «Христов братец» со схожим сюжетом (см. Народные русские легенды собранные Афанасьевым. M., 1859. С. 30–32) и в приложении указывается ее малороссийский вариант, почти совпадающий с тем, который дает Достоевский (Там же. С. 130–131). См.: Пиксанов H. К. Достоевский и фольклор / Советская этнография. 1934. № 1, 2, С. 162. Иначе об этом см.:
