Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
инт.: А что случилось во второй части?
какудзо: Хотите это узнать?
инт.: Хочу.
какудзо: На следующий день царь просыпается и обнаруживает, что он – каменотес. Видит, что в его доме нет ни одного придворного. На его поле – ни одного коня. Есть только объедки пышного пиршества, которое закончилось заполночь. Он смотрит на свои руки и видит, какие они страшные, видит белые кости, жилы, то, против чего бессилен камень. Но он же царь. Он выходит на дорогу, которая ведет в его царство, и идет по следам конских копыт. Идет девятнадцать дней. Ему требуется девятнадцать дней, чтобы пройти путь, который самые резвые кони преодолели в неуемной спешке за один марш-бросок. И все же он не сдается и на девятнадцатый день добирается до ворот своего города. Подходит к воротам, а стражники его не пускают. У тебя ничего нет, что можно продать? – спрашивают они. У тебя ничего нет, чтобы на это хоть что-нибудь купить? С какой целью ты хочешь попасть в этот прекрасный город? Или ты не знаешь? – спросили они. Или ты не знаешь, что это самый богатый и роскошный город на свете? И какой-то страх, колющий иглой его сердце, удерживает царя от того, чтобы назвать им свое имя и титул. Посмотрю, говорит он, что тут делается. И отходит совсем недалеко, в опустошенные поля, и находит камень. Присаживается перед камнем, водит по нему руками. Водит по нему руками снова и снова, и тогда узнает то, что знают каменотесы, и раскалывает камень, и склеивает его, раскалывает и склеивает, и раздирает камень, как тряпку. Когда он завершает свою работу, у него получается головоломка, переплетение филигранных деталей, головоломка из камня. Он засовывает ее под свой рваный плащ и опять идет к воротам. Там он ждет до утра, и когда тот из стражников, который проснулся первым, высовывается посмотреть на солнце, царь предстает пред его очами.
Опять ты. У тебя ничего нет, что можно продать? У тебя ничего нет, на что можно купить? Царь приподнимает плащ, показывает каменную головоломку, и взгляд стражника скользит по невероятным линиям, изгибам и углам. Взгляд движется кругами, туда-сюда, кругами, и ничего не нащупывает, соскальзывает в никуда. Снова пробует и снова, сколько ни карабкается по головоломке взглядом, не приходит ни к чему – только в недоумение. Очень хорошо, говорит он. Добро пожаловать в город, и открывает ворота. Царь прячет головоломку под плащ и ступает на улицы собственного города. Он никогда раньше не видел город так отчетливо. На площадях и улицах купцы открывают лавки. Животных кормят, поят, забивают, свежуют, мездрят шкуры, чистят, заплетают им гривы лентами. Он находит привычную дорогу к крепости. Еще одни ворота. Я увижу царя, говорит он. Всякий человек имеет право, говорит стражник, видеть царя. Но, возможно, тогда тебе придет конец. Стражник срывает с царя капюшон, всматривается в его лицо. Но человек, которого он видит перед собой, ему совершенно не знаком. Этого человека он никогда раньше не видел. Удачи тебе, говорит он и открывает ворота.
И вот царь во внутреннем дворе своей собственной крепости. Он идет по коридорам в качестве просителя, вместе с другими, которым есть о чем просить. Их, кажется, не счесть, и их впускают, всех сразу, во внутренний зал, куда должен выйти царь и поговорить с ними. Царь удивляется. Он никогда не разговаривал с просителями. Он никогда не видал этого зала. Но проходит час, и еще час, и выходит советник и садится на высокое кресло. Я царь, говорит он. Знаю я тебя, думает царь. Ты только советник. И потому царь встает в очередь последним из всех, кто там есть, и ждет, и когда все уже поговорили с советником, и когда все уже ушли, он подходит, говорит: у меня есть что сказать царю, но ты – не царь. Я не царь, соглашается советник, слезая с высокого кресла, но мы к нему сейчас пойдем. И они идут по другим коридорам и пересекают другие внутренние дворы – советник, царь и стражники, и входят в другой зал, где сидит другой советник, еще выше рангом. Я знаю этих людей, сколько живу на свете, думает царь, но даже не знал… но его уже ведут по залу. Вот царь, говорят ему. Скажи ему то, что имеешь сказать. Ты не царь, говорит он. Я пришел, чтобы увидеть царя. И тогда они отдергивают занавес в дальней части зала, тяжелый, роскошный, обшитый каймой занавес, а там – еще один коридор, и они идут по нему, царь, первый советник, второй советник и стражники, и доходят до места, дальше которого стражники не допускаются, и дальше царя ведут советники, по одному с каждой стороны. Одежда на нем такая грязная, над его лицом так потрудились резчики – ветер и солнце, что советникам почти невыносимо находиться рядом с ним, и все же они идут дальше вместе. И входят в последний зал. Там сидит царь, и он узнает себя. Он видит это лицо так часто! К нему он подходит, и когда царь на троне видит одежду каменотеса, когда он видит руки каменотеса, когда он видит, что каменотес преодолел все препятствия, чтобы дойти до него, он раскрывает глаза широко, как сова, и вскрикивает. Кто впустил этого человека? Для советников это скромный каменотес, стоящий перед их царем. Вот что они видят. Царь протягивает руки, а каменотес распахивает плащ и протягивает свою невероятную головоломку, свое плетение из камня и света. Царь принимает ее в свои ладони и снова превращает в тот камень, которым она была, и кладет камень рядом с собой так, как он лежал на поле.
Тут царь просыпается – уже утро. Придворные оседлали коней. Иди к нам, говорят они, иди, давай ускачем отсюда. И царь встает из-за стола, за которым спал, и идет туда, где привязан его конь. Из хижины выходит каменотес и заглядывает в лицо царю. То, что в этот момент происходит между ними, – выше разумения придворных, выше разумения сказителей. Кто может сказать, что значит быть кем-то одним, а не кем-то другим? Когда они вернулись в город, царь стал делать все не так, как делал раньше, и под его руководством в царстве началась новая эпоха, которая теперь уже позабыта. От нее нам осталась только эта повесть.
инт.: Раньше у вас было ощущение, что все неизбежно, что ничего сделать невозможно. Но когда вы это прочитали, вы увидели, что существует некий рубильник? Что все действительно можно изменить, причем это подвластно даже одному человеку?
какудзо: Именно. Я почувствовал, что мог бы быть каменотесом.
инт.: Но царя не существует. Даже если бы вы могли стать каменотесом, не понимаю…
какудзо: Царь – это обобщенный день сегодняшний. Царская власть – власть обобщенного человека. Она – то, что люди принимают безропотно.
инт.: И значит, чтобы изменить их взгляды, вам потребовалось бы…
какудзо: Мне требовалось сказать что-то всем сразу.
инт.: Но вы были молоды и только искали дорогу в жизни. Как вы разрабатывали свой план? Как приступили к его осуществлению? Была середина 70-х. Может быть… или о социально-правовых условностях никто даже не задумывался?
какудзо: Да нет. Некоторых из нас они заботили. Казалось, Японии выпал шанс сделаться тем, чем никогда не была и с тех пор не сделалась ни одна страна, – страной подлинной справедливости. Вот чего мне хотелось больше всего на свете. Я – человек по-своему… я бы так охарактеризовал себя, хотя другие наверняка со мной не согласятся, я бы сказал, что я…
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
