Песни Койота– Может, договоримся? – Кот злился, но вел себя паинькой.
– Посмотрим. Ты выходи давай.
Голос оказался женским. Даже вполне молодым. И лихо-задорным.
Костя что-то показывал, Кот соглашался, Хаунд выжидал. Ситуация менялась на глазах, вот так-так, йа-йа.
Дальше все пошло по порядку. Сперва вылетали стволы, потом выходили хозяева. Остальные потянулись после караванщиков. Хаунд выбрался одним из последних. Оглянулся, поразившись больше, чем рассчитывал. Нос не подвел, лошадей и стволов, направленных на заправку, хватало по уши. Человек сорок, не меньше. Дела, однако.
Женщина тут оказалась одна, уверенная и спокойная среди сорока мужиков, обвешанных оружием с ног до головы. Невысокая и крепкая, с заметно рыжими, даже в сумерках, волосами. В теплом, не по погоде, коротко-удобном кожушке, верховых брюках с кожаными шлеями и аккуратных сапожках. Это как раз не удивляло. Как и неизвестной марки револьвер справа и винтовка с каким-то хитрым прицелом, торчащая из кобуры-ольстры у седла. Удивляло другое.
У всех, и у нее тоже, крепко охваченной по сильной фигуре ремнями кавалерийской портупеи, слева висели клинки. Сабли, шашки, старые и явный новодел. Вроде – так и полагается верховым, но когда их так много, когда все носят это железо, непривычно…
Разномастная одежонка – бушлаты, куртки-кожанки, шинельки, укороченные и подшитые мехом пальто, нагольные кожухи. Головы покрыты всем подряд, от вязаных шапок, армейских старых ушанок, кожаных кепок с отворотами, собачьих малахаев, вязаного «петушка» с эмблемой «Спартака» и до натуральных разномастных папах, туркменских мохнатых вперемешку с гуцульскими колпаками и настоящими кубанками.
Дас ист фантастиш, йа.
– Гуня, проверь! – хрипловато каркнул рядом с атаманшей патлато-седой дядька с худым подвижным лицом, в бриджах, кожанке и белой папахе.
– Спасибо, Скородед, – амазонка кивнула, – ну и кто вы у нас, люди добрые?
– Караванщики. – Кот смотрел на нее угрюмо, почему-то не ожидая хорошего и как будто что-то зная.
– Не врешь? – Та прищурилась. – А вот это, надо полагать, украшения у твоих товарищей?
И ткнула нагайкой в шею девчонке-двойняшке. Прямо в ошейник.
– Это ошейник.
– Удивил… – протянула амазонка. – Знаешь, кто я?
Кот кивнул.
– И кто?
Хаунд, не удержавшись, оскалился в ухмылке. Ровно как совсем недавно у него с Котом разговор складывался. Прямо точь-в-точь, йа.
– Ты Атилла. А это твой Чертов эскадрон.
Седоватый хохотнул, каркнул ехидно и жестко. Остальные занялись чуть позже, со всех сторон.
– Прошаренный, – нагайка шлепнула по сапогу, – это хорошо. Вопросов меньше возникнет. А ты у нас…
– Кот.
– Как приятно увидеть такого известного в узких кругах человека, – атаманша Атилла почти расшаркалась, весело посматривая на вожака каравана, – словами не описать, как приятно. Ключи сам дашь или на заклепках?
Ерш, стоявший рядом с Хаундом, вздрогнул, глядя на нее пронзительно и как-то по-собачьи. Хаунд, хмыкнув, поднял руки к своему стальному ободу, обшитому кожей. Натер шею до крови, зараза, достал.
– Хрена себе… – сказал Скородед, глядя, как трещит железо, подаваясь и лопаясь.
Хаунд шваркнул ошейник в грязь, довольно повел шеей, помассировал.
– Я остальные сам сниму, хорошо? – Кот сплюнул, пряча злобу в глазах. – Вещь дорогая, хорошей работы.
– Снимай-снимай, дорогой, – лучезарно улыбнулась Атилла, – чудесно, когда всякие рабовладельцы, радостно эксплуатирующие чужие жизни, полностью понимают твои принципы. Эй, бродяги, вы знаете о наших?
Бродяги и рабы точно не знали. Стоявший почти сразу за атаманским, серым в яблоках, жеребце детина на воронке качнул рукой, расправляя черное знамя.
– Свобода или смерть! – Хаунд вкусно попробовал на языке прочитанное. И кивнул. – Мне нравится.
– Я Атилла! – Женщина вдруг как будто выпрямилась, став чуть выше. – Мы Чертов эскадрон! Никто из вас не останется в ошейнике, а вот дальше сами решайте, что делать со своей свободой. Вольному воля!
Люди загалдели, радостно, ошеломленно, испуганно и непонимающе. Караванщики, косясь на плотный строй, окруживший заправку подковой, молчали.
– Скородед, проследи, пожалуйста, чтобы всех освободили. Кот, пошли смотреть твое добро.
– Оно мое.
– Конечно, твое. Мы же не бандиты, просто так не грабим.
– Ну, пошли.
Хаунд кашлянул.
– Что? – удивилась атаманша.
– Я бы тоже зашел, сыровато. – Он поднял руку, показав перевязку, чуть окрасившуюся кровью после выпендрежа с ошейником. – Мне тетя-врач сказала стараться беречься.
