«СПРАВКА боевого и численного состава частей противника, действующего перед фронтом 28-й армии 3-го Белорусского фронта (на начало ноября 1944 года).
1. 549-я пехотная дивизия: батальонов 2, людей 450, пулеметов 45, минометов 24, орудий ПТО 10, полевых орудий 20, танков 0, самоходных орудий 5.
2. 561-я пехотная дивизия (включая штурмовые батальоны и бригады, всего в полосе): батальонов 14, людей 2970, пулеметов 248, минометов 120, орудий ПТО 24, полевых орудий 20, танков 25, самоходных орудий 5.
3. 5-я танковая дивизия: батальонов 5, людей 3000, пулеметов 250, минометов 70, орудий ПТО 30, полевых орудий 40, танков 70, самоходных орудий 20.
4. Части танковой дивизии СС «Герман Геринг»: батальонов 6, людей 3500, пулеметов 300, минометов 72, орудий ПТО 30, полевых орудий 40, танков 45, самоходных орудий 10…
ВСЕГО В ПОЛОСЕ АРМИИ: батальонов 27, людей 9920, пулеметов 843, минометов 286, орудий ПТО 104, полевых орудий 120, танков 140, самоходных орудий 40…»
Из журнала боевых действий 28-й армииПринято считать, что людей характеризуют их поступки, а не слова. Если речь о разнице между делом и обещанием, все верно. Но ведь есть слова, которые сами по себе уже дела или без которых работа не сдвинется, не пойдет в нужном направлении, не будет выполнена в срок. Да она может вообще не начаться, если не будет слова, разъясняющего, что это за работа.
Сказанное Филиным прозвучало «глупо, дерзко и антинаучно», как заявил Стасенко, но зато как раз позволило «сдвинуться с мертвой точки». Это уже черный юмор Золкина. Майор как-то загадочно взглянул на Филина и добавил, что «принять версию оживших мертвецов как основную нельзя, но и отбросить невозможно, поскольку многое сходится».
– А ты что скажешь? – Никита обернулся к Покровскому.
– А что я? – Ефрейтор пожал плечами. – Я не знаю. Все может быть.
– Филин, Покровский, вы же комсомольцы! – возмутился Стасенко. – И опять пытаетесь культивировать какое-то религиозное мракобесие!
– Они же не по божьему велению в бой пошли, а под воздействием неведомой химической дряни и мозговой стимуляции электричеством, – спокойно парировал Покровский. – Если я правильно понял слова доктора. Может, эта химия не только стимулятор, но и консервант какой-то. Все научно. Только опережает время. Я так думаю.
– Думает он! – Стасенко обернулся к Ереминой: – А вы, доктор, что молчите? Согласны с Покровским?
– Плохо ей, отстаньте от человека, – одернул подполковника Филин.
– Посторонись! – Из полуторки выглянул командир взвода автоматчиков. – Ну, чего непонятно? Разойдись, едем!
– И далеко вы собрались?
– К уцелевшему вагону, – вместо лейтенанта пояснил Золкин и дал отмашку. – Проезжай!
– Это с целью чего? – поинтересовался Стасенко.
– С целью полного изъятия всех научных ценностей. Разминировать мы не можем, значит, заберем что получится и вывезем.
– А саперов вызвать…
– Вам недостаточно этого? – Золкин кивком указал на дымящиеся вагоны под откосом. – Страховка не помешает.
– И поторопиться надо, – нарушая субординацию, вдруг вмешался Покровский. – Слышите? Танки на подходе. Вон оттуда… – Ефрейтор взмахом указал в западном направлении.
– Наши с другой стороны, – сказал подполковник Стасенко, заметно нервничая. – Надо уходить!
– Жданов, бери бойцов, занимай оборону! – приказал майор Золкин. – Филин, выясни, какие силы противника приближаются, и доложи. Я буду у вагона. Без трофея мы не уйдем!..
В западном направлении лес оказался не сплошным, а островками-перелесками. Скрытно перемещаться между перелесками оказалось проблематично, зато и движение противника угадывалось легко. Филин и Покровский пересекли третий зеленый островок и залегли на опушке. Противника с этой позиции они видели почти в полном составе. По другую сторону поля шириной метров в триста увядал, готовясь к зиме, еще один перелесок, справа и слева из-за которого выруливали танки в сопровождении пехоты. И тяжелые машины, и солдаты приближались медленно, словно опасаясь засады или же ожидая какой-то поддержки.
