— Как бы то ни было, сэр, мальчик со всех ног кинулся в деревню, сказать маме, чтобы она вызвала пожарных. Когда ему удалось ее убедить, что он не выдумывает, она так и сделала. Но когда пожарные приехали, топливный бак уже взорвался, и конюшню, выстроенную почти целиком из дерева, отстоять так и не удалось. Пожарные говорят, что, если бы их вызвали чуть попозже, им бы и дом спасти не удалось. Инспектор криво улыбнулся.
— А то, что им удается отстоять, они обычно приводят в негодность.
— Ничего, — сказал я, — с домом все в порядке.
— Хорошо. Так вот, то, что видел юный Кеннет, еще не доказывает, что вы все это не подстроили сами. Люди часто нанимают кого-нибудь для поджога, обеспечив себе железное алиби.
Софи попыталась протестовать. Старший инспектор насмешливо посмотрел на нее, и она осеклась.
— Не волнуйтесь, мисс. На этот раз дело проще. Нам кое-что известно. Юный Кеннет описал человека, которого он видел.
— Но ведь темно же было! — удивился я.
— У этого человека была очень яркая примета. Кроме того, мы нашли машину, на которой он приехал. Прошлой ночью, когда все разъехались по домам, на улице остались две машины. Одна из них ваша. А другая — фургон «Зодиак». И люди видели, как человек, которого застал Кеннет, пытался завести его, не сумел, со злостью пнул колесо и ушел к шоссе, видимо, намереваясь уехать на попутной. Осмотрев фургон, мы обнаружили две вещи. Во-первых, у машины был сломан стартер, потому она и не завелась. А во-вторых — номера, которые не совпадают с номерами, указанными в водительских правах. Мы проверили права. Машина принадлежит мистеру Леонарду Уильямсону, который сказал, что машину у него одолжил один молодой человек. Мы спросили, знает ли он имя этого человека, и мистер Уильямсон в конце концов признался, что знает. Этот молодой человек — Фредерик Смит. Мы отправились домой к мистеру Фредерику Смиту и пригласили его сюда, чтобы помочь в расследовании.
— Или, иными словами, — усмехнулся я, — Леонард Уильямсон заложил Фреда Смита, и тот теперь ругается на чем свет стоит в одной из ваших камер.
— Мы хотели бы просить вас прийти и сказать, не сможете ли вы опознать его, — чопорно ответил старший инспектор.
* * *
Это был Кучерявый.
Он держался замкнуто, заносчиво и каяться явно не собирался. Наглая ухмылочка, с которой он смотрел на своих жертв, превратилась в наглую насмешку над полицейскими, и в том, как он развалился на стуле, раскинув ноги, отчетливо читался вызов.
Увидев его, нетрудно было догадаться, почему юный Кеннет без труда описал его. Левая рука была в гипсе по самое плечо.
Он дерзко уставился на меня, не узнавая.
— Привет, красавчик! — сказал я. Старший инспектор смерил меня взглядом.
— Так вы его знаете?
— Знаю. Это он напал на меня в Аскоте.
— Брехня!
— Миссис Керри Сэндерс вас тоже видела. Он поморгал. Вспомнил. Резко сузил глаза и метнул в меня такой взгляд, который сделал бы честь любому крокодилу.
— Ты мне, бля, локоть сломал!
— Брехня! — сказал я.
— Я слыхал, у тебя конюшня сгорела, — злобно выпалил он. — Жалко, тебя там не было!
Старший инспектор вернулся со мной в свой кабинет.
— У нас на него досье толщиной с кирпичную стену, — весело сказал он. — Этот Фред Смит — очень известная личность в своей области.
— Ему кто-то заплатил, — сказал я.
— О да. Но на то, что он признается, кто это сделал, нечего и надеяться. Фред Смит — стреляный воробей. Такие никогда не стучат, — инспектор произнес это таким тоном, словно восхищался им. — Он свой срок получит, но нипочем не расколется.
* * *
Мы с Софи поехали повидать Криспина. Он лежал в местной больнице и усердно жалел себя. Ему действительно было плохо. Кожа у него была бледная и потная, он кашлял, прижимая руку к груди, а судя по его взгляду, Криспин жестоко страдал от недостатка выпивки. Он однажды мне сказал, что ощущение такое, словно тебя топором по башке рубят.
Первое, что он сказал, увидев нас:
— Дайте выпить, блин! Они мне, блин, выпить не дают!
Я достал бутылочку апельсинового сока. Криспин злобно уставился на нее.
— Я сказал «выпить», а не «пить»!
— Угу, — сказал я. — Витамин С очень полезен при похмелье.
Вылил сок в стакан и протянул ему. Сиделка одобрительно смотрела на это с другого конца комнаты. Криспин угрюмо понюхал, попробовал и выпил. Потом снова откинулся на подушки и закрыл слезящиеся глаза.
— Черт бы побрал этот сок!
Пару минут он лежал, словно уснул. Потом, не открывая глаз, спросил:
— Ты мне, блин, вроде как жизнь спас?
— Ну, не то чтобы совсем...
— Ну, почти... Не думай, что я тебе за это благодарен.
— Не думаю.
Еще одна долгая пауза.
— Приезжай за мной завтра утром, — сказал он. — Говорят, меня выпустят около полудня.
— Ладно.
— А теперь катись в жопу.
Софи вышла вместе со мной из палаты, и ее негодование вырвалось наружу, как пар из чайника.
— Слушай, почему ты вообще его терпишь?
— Он мой брат.
— Ты мог бы просто выкинуть его за дверь!
— А ты бы выкинула?
Она не ответила. Да, говорить легко, а вот когда доходит до дела...
Я представил себе Криспина. Лежит и терзается своими выдуманными страданиями, одинокий, никому не нужный, в своем маленьком персональном аду. Когда-то у него были девушки, но это было давно. Теперь только я не давал ему окончательно скатиться в канаву. И я знал, что он чувствует себя за мной как за каменной стеной.
— Может, есть все-таки какое-нибудь лекарство? — спросила Софи.
— Есть, есть. Хорошее лекарство. Одно-единственное.
— Какое же?
— Захотеть вылечиться.
Она недоверчиво посмотрела на меня.
— По-моему, это бессмыслица.
— Если бы его желание вылечиться стало сильнее его тяги к выпивке, он бы тут же выздоровел.
— Но ведь иногда так и бывает, — возразила она. — Ты ведь сам говорил, что иногда он неделями не пьет.
Я покачал головой.
— Только затем, чтобы снова надраться. Он просто оттягивает удовольствие, как ребенок, оставляющий конфеты «на потом».
Мы сели в мою машину и поехали обратно к вонючему пепелищу.
— А я думала, это болезнь, — сказала Софи.
— Нет, это просто порочная тяга. Вроде футбола.
