Парень стоял на крыльце и хмуро смотрел на мать. Кажется, он слышал всю ее исповедь.
– Леша, – прошептала Надя. – Но как же…
– Мама! – властно сказал Лешка, приближаясь. – Уходи в Заполье! Поживи недельку у тетки, пока я тебя не вызову! Даша правильно говорит. Никто с тобой церемониться не будет. Засудят за милую душу! Сейчас же уходи! Сейчас же!
Женщина совсем растерялась. Она переводила взгляд с сына на Дашу и нервно заламывала пальцы.
– Спасибо тебе, доченька, – прошептала она и вдруг, схватив руку девушки, горячо поцеловала ее.
27
Даша бежала с такой скоростью, словно ее преследовал агрессивный бычок. Хорошо, что никто из сельчан ее не увидел, иначе бы в деревне началась паника. «Я скажу ему, что ошиблась! – внушала она себе новую легенду для Воронцова. – Скажу, что телятница, у которой ночевал дальнобойщик, живет в Курманове. Или в Шаулене. А может быть, в Глазове. И на луг он заехал лишь для того, чтобы помыть машину. Разве можно на грязной машине к милке соваться? А в Упрягино он сроду не заезжал. Что ему здесь делать? Тут же одни старухи остались!»
Она успела несколько раз мысленно повторить эту очень правдоподобную сказку, ничуть не сомневаясь, что Воронцов сразу же поверит в нее. Влетела во двор, и куры из-под ее ног разбежались во все стороны, словно из-под колес трактора.
– Юра! – громко крикнула она, грохоча каблуками по ступенькам. – Юра, ты не спишь?
И столкнулась в дверях с бабулей. В руке старушка держала пустое ведро.
– А они вместе с Шуриком к Клинцовой пошли, – сказала бабуля, радостными глазами глядя на Дашу снизу вверх.
– К кому??
– Да ёсть у нас тут одна женщина. На самом краю живет.
«Опоздала! Опоздала!» – с отчаянием подумала Даша.
– Давно ушли?
– Уже, может, час… – ответила бабуля, но сразу же поправилась: – Не, не будет столько. Ну, уж, по сути дела, минут пятьдесят прошло, но час – навряд.
Чувство страшной и непоправимой беды охватило Дашу. Ничего не соображая, она сошла во двор, машинально сорвала с ветки зеленое яблоко и опустилась на скамейку. «Они будут там все обыскивать, – думала она. – И пусть обыскивают. Ничего они не найдут. Надя все сожгла и закопала…»
Даша кинула огрызок под ноги, вскочила и быстро вышла со двора. «Сейчас я их обрадую! – думала она, решительно направляясь за околицу деревни. – Они еще извиняться перед Надей будут. Потом, конечно, на мою голову все шишки посыплются. Но ничего, выдержит!»
Она шла мимо магазина, мимо бывшего ателье, мимо хаты, где жил дед Гришка… То справа, то слева с ней здоровались, но Даша даже не оборачивалась, не отвечала. «Скорей! Скорей! – подгоняла она себя. – Сейчас я их огорошу! И правильно! Пусть сами работают, нечего на моих фактах себе карьеру делать!»
Она дошла до усадьбы Нади на удивление быстро, и путь показался Даше очень коротким, совсем не таким, как ночью. Дом, сад, хата уже не казались зловещими. Наоборот, палисадник под окнами, где росли цветы, выглядел очень мило, а сад вообще напоминал ухоженный парк.
Калитка была распахнута настежь. Чтобы не выдать своего волнения, Даша минуту постояла за кустами, успокаивая дыхание, затем улыбнулась и танцующей походкой зашла во двор. Хотела жизнерадостным голосом крикнуть «привет!», но вмиг онемела и замерла на входе.
У крыльца, словно часовые на посту, застыла пожилая пара. Мужчина держал женщину под руку, и лица обоих были серьезные и строгие. Участковый, сидя на корточках, ковырялся в золе, оставшейся от костра. Воронцов, заложив руки за спину, прохаживался по двору и курил. Но взгляд Даши прирос не к милому образу следователя. Он был направлен на куст сирени, под которым чернела неглубокая яма, а рядом с ней на тряпке лежали гаечные ключи и монтировка.
– Понятые! – сказал Воронцов, обращаясь к пожилой паре. – Ясно ли вам предназначение этих предметов?
Тут он увидел Дашу, остановился и, нахмурившись, холодно спросил:
– Чего тебе?
Даша, с трудом преодолевая оцепенение, попыталась улыбнуться, пожала плечами и с трудом произнесла:
– Тебя хотела увидеть… И я еще вспомнила… В общем, я все неправильно тебе сказала… Все, оказывается, наоборот…
Она путалась, краснела и говорила вовсе не то, что хотела. Красивой, уверенной речи не получилось, и от этого Даше стало совсем нехорошо.
– Выйди за калитку! – махнул рукой Воронцов. – Я к тебе подойду.
Даша попятилась. Двор поплыл перед ее глазами, в голове что-то загудело. Она не узнавала Воронцова, словно какой-то страшный оборотень принял его образ. Она зашла за кусты, где готовилась к роли, села на траву и уронила голову на ладони.
«Что случилось? – думала она. – Почему он так со мной разговаривает? Я чем-то его обидела? Ага! Он приревновал меня к Лешке! – с облегчением подумала Даша и провела ладонью по вспотевшему лбу. – А я уже невесть что подумала! Милый мой Юрочка! Я только тебя люблю! Разве можно тебя сравнить с этим пацаном?»
Камень упал с ее плеч. Она вскочила на ноги, испытывая необычайный прилив сил. Как раз в это мгновение из калитки вышел Воронцов. Даша кинулась к нему.
– Прости, что я тебя отвлекаю! – зашептала она и, оглянувшись, попыталась поцеловать Юру, но он уклонился, словно от удара, отошел на шаг и сунул руки в карманы.
– Тебе пора уезжать отсюда, – сказал он.
Даша опешила. Стыдясь своего глупого порыва, она мяла пальцами край сарафана и пялилась на лицо Воронцова.
– Юрочка, – прошептала она, – если ты думаешь про Лешку, то не надо, пожалуйста… Я очень, очень тебя люблю! Прости меня, ради бога! Если я тебя чем-нибудь обидела… – Ты ничем меня не обидела, – перебил ее Воронцов, и наконец его лицо расслабилось, губы дрогнули. – Просто в деревне тебе больше нечего делать.
Даша хотела возразить, но почему-то не смогла подобрать нужных слов.
– Расследование подходит к концу, – сказал Воронцов, рассматривая свои туфли. – Помощь твоя мне больше не нужна. Спасибо за все.
Что значит «спасибо»? Даша не могла понять, что происходит. Почему они должны расстаться? Они ведь любят друг друга!
– Да! – вспомнил Воронцов, хлопнул себя по лбу и вынул из кармана блокнот. – Я как это дело закончу, так сразу тебе напишу. Диктуй свой адрес!
– А разве мы… А я теперь… я думала, что мы… – слабым голосом произнесла Даша, с ужасом глядя на чистый лист блокнота. Ей казалось, что Воронцов хочет превратить ее в строку из корявых букв и цифр и похоронить в блокноте среди десятков других мелких, крупных, кривых строчек.
– Город Мстиславль, – бормотала она. – Мстиславль… Улица… улица…
Она не могла вспомнить своего адреса. У Воронцова не хватило терпения.
– Ну, ладно! – сказал он, заталкивая блокнот в карман. – Как-нибудь в другой раз.
