Глава X
«Внутренний ад»
В святоотеческой схеме восьми греховных страстей две последние страсти — тщеславие и гордость (гордыня) — стоят особняком. Эти пороки самые лютые и трудноискоренимые. Иногда их даже объединяют в один духовный недуг, поскольку они различаются между собой, как отрок и мужчина, как пшеница и хлеб. «Ибо тщеславие, — рассуждает преподобный Иоанн Лествичник, — есть начало, а гордость — конец»[170].
Тщеславие — это поиск пустой, суетной (тщетной) славы от людей. Манеры и поступки тщеславного человека насквозь пропитаны лицемерием, человекоугодием, лукавством, завистью, театральностью, жаждой комплиментов и похвал. Тщеславному непременно нужен «благодарный зритель», «аудитория у ног».
Гордый же человек сам себя мнит кумиром и судьей. Собственное «я» он считает как бы центром Вселенной. В народе говорят: «Пуп земли». Он самоуверен, высокомерен, заносчив, надменен и властолюбив. Он отвергает любые авторитеты, имеет амбиции и завышенную самооценку, обычно не верит в Бога, кощунствует и богохульствует.
Тщеславие и гордыня — страсти исключительно духовные. По выражению преподобного Иоанна Кассиана Римлянина, они возникают «без всякого содействия тела»[171]. Поэтому они никак не обусловлены генетикой и физиологией организма.
Однако существуют некоторые аномалии личности и характера, симптомы которых чем–то сродни признакам данных страстей. Как это объяснить? Вероятно, так: либо тщеславие и гордыня порождают соответствующие психологические и психические отклонения, либо, наоборот, становятся их следствием, либо верно то и другое сразу.
Генетические факторы могут играть определенную роль в развитии истероидного, шизотипического, пограничного, параноидного и асоциального расстройств личности. Среди таких биологических факторов риска выделяют врожденные наклонности (например, высокую или низкую активность нервной системы, заторможенность поведения) и снижение уровня нейромедиаторов головного мозга (серотонина, дофамина, норадреналина). Эти генетические особенности способны предрасполагать к депрессиям и импульсивно–агрессивным действиям, вплоть до нанесения себе ножевых порезов[172] (см. гл. VII–IX).
Подчеркнем, что личностные расстройства не являются целиком наследственными. Наиболее весомый вклад в их происхождение вносят духовные, психологические и социальные причины (соблазны окружающего мира, эмоциональные травмы, отсутствие родительской заботы, ошибки воспитания и пр.).
Заключение
Итак, мы рассмотрели в единой связи восемь греховных страстей и восемь групп порочных врожденных склонностей. Многочисленные примеры и факты, богословские и научные комментарии убеждают нас, что корни некоторых пороков уходят в глубь человеческого естества, в наследственность. Отсюда — ряд серьезных выводов:
1. В той или иной степени люди генетически предрасположены к определенным болезням и нравственно неодобрительному поведению.
2. Наряду с духовнъит и социально–психологическими причинами, пагубные врожденные склонности имеют генетические и биохимические предпосылки для своего возникновения. Гены могут быть связаны со страстями и смертными грехами посредством физиологических процессов организма.
3. Наиболее генетически обусловлены плотские страсти (чревоугодие и любодеяние). Из духовных страстей в некоторой мере зависят от генов проявления гнева, мирской печали и естественного уныния. А сребролюбие, тщеславие и гордыня связаны с наследственностью косвенно, не напрямую.
4. Люди с отягощенной наследственностью порой имеют склонность к смертным грехам, возникающим на почве плотских страстей (пьянство, гомосексуализм и т. п.). В меньшей степени отмечается генетическая предрасположенность к смертным грехам на почве гнева, мирской печали и уныния (агрессивность, жестокость вплоть до убийства, самоубийство и т. д.). Гордыня, тщеславие и сребролюбие подчас приводят к таким смертным грехам, которые нельзя объяснить влиянием биологической наследственности (самообожествление, черная зависть, иудина жадность к деньгам).
5. Биологические факторы риска греховных страстей (например, ген тревоги и невротичности, недостаток или избыток определенных гормонов и ферментов) не подменяют и не упраздняют собой грех. Наоборот, они служат его орудием, его материальной структурой в организме.
6. Посредством патологических мутаций грехи рода могут разжигать у потомков «генетический пожар», и тогда демонам легче подтолкнуть нас к злу, легче совладать с нами.
7. Неблагоприятная наследственность частично сковывает нашу внутреннюю свободу, но — не всегда и не стопроцентно. Исключение составляет тяжелая психическая патология, которая делает человека недееспособным (синдром Дауна ипъп.).
Никто не спорит, что человеку с отягощенной наследственностью трудно одолеть соответствующие страсти. Нужно особенно избегать того соблазна, к которому у нас слабый иммунитет, и сугубо остерегаться того искушения, перед которым нашему организму тяжело устоять. К примеру, людям, генетически и физиологически склонным к алкоголизму, сложнее отказаться от лишней рюмки вина, а предрасположенным к наркотикам — «соскочить» с иглы. Сначала грех перерастает в болезнь, а затем болезнь влечет нас к греху.
Обвинять такого человека и заставлять его каяться за разнузданность и прихоти предков — по меньшей мере не по–христиански. Будем помнить, что он — заложник чужих ошибок, невинная жертва и достоин глубокого сожаления. Наследственные склонности к порокам — это такие же смягчающие обстоятельства, как нищета или дурное воспитание.
Однако абсолютно всё «списывать» на злополучные гены тоже не правильно. Лукавый человек весьма изощренно ищет алиби и оправдывает собственные недостатки. Для этих неблаговидных целей он старается использовать и научные открытия. Он находит новые аргументы в пользу фатальности своих пагубных пристрастий: якобы гены виноваты, а не я…
«Ну, — уныло сетует он, — это же генетика! Здесь ничего не попишешь! Я вынужден делать то, что велят мне гены. Я, как компьютер, исполняю вложенную в меня программу».
Вспомним кинофильм «Обыкновенное чудо». Король жалуется: «Я коварен, злопамятен, капризен. И самое обидное, что не я в этом виноват, а предки. Прадеды, прабабки, внучатые дяди, тети разные, праотцы и праматери. Они вели себя при жизни, как свиньи, а мне приходится отвечать. Я по натуре добряк, умница, люблю музыку, рыбную ловлю, кошек. И вдруг такого натворю, что хоть плачь. Ведь я с фамильными драгоценностями унаследовал все подлые фамильные черты. Представляете удовольствие? Сделаешь гадость — все ворчат, и никто не хочет понять, что это тетя виновата… Другой свалил бы вину за свои подлости на товарищей, на начальство, на соседей, на жену. А я валю на предков, как на покойников. Им все равно, а мне полегче»[173].
