Замечаю, что рыжий смешно морщит нос, когда улыбается.
– Сказал ведь уже. Мы Избавители.
– А дальше?..
– Лучше спроси что-нибудь другое.
Вздыхаю. Ладно, вернемся на несколько шагов назад:
– Ваш корабль – он призрак или нет?
– Он вернется примерно через неделю. Не будет же команда сходить с курса только потому, что Избавители отправились на особое задание. Кроме того, судно опасно здесь оставлять. Нам бы не хотелось, чтобы он повторил судьбу вашей лодки…
В смысле, разбился, мысленно договариваю за него я.
– Феникс! Касс! Не поможете?
Рыжий – то есть Феникс – оборачивается, заслышав голос Лонана.
Сам Лонан и Финнли отделяются от темного массива деревьев и направляются к воде.
– Что стряслось? – привстает Хоуп, когда мимо нее пролетают Касс и Алекса.
Феникс плавным, отточенным движением поднимается на ноги и уходит прочь. Ни зыбких ниточек тайн, ни «приятно было пообщаться», ни прощального взгляда.
– Они помалкивают, – говорю я Хоуп. Тоже встаю, стряхивая забившийся в складки обрезанных штанов песок. – Но это вовсе не означает, что мы ничего не выясним.
– Чушь! – произносит Лонан, когда я заявляю, что, куда бы они ни направлялись, мы присоединимся к ним.
Он пробегает пальцами по волосам, ерошит их.
– Там, – киваю я на заросли, – все не так просто.
Я очень не хочу идти в джунгли, но мое желание узнать, что же эта странная компания замышляет, одерживает верх. Они добровольно застряли здесь на неделю ради своей настолько загадочной миссии, что чуть ли не позашивали себе рты.
Нет, мы не случайно оказались на одном острове.
– Мы вам нужны, мы можем подсказать, где есть часть ловушек.
– Мы все равно за вами увяжемся, – встревает Алекса.
Касс, уже испытавший ее настырность на собственной шкуре, бросает на Лонана пронзительный взгляд.
– Если мы и возьмем вас с собой, – обращается он к Алексе, продолжая смотреть на Лонана, – то вы не будете задавать лишних вопросов.
– Но… – начинает возмущаться Алекса, но ее перебивает Лонан:
– Провал. Моментальный. Ты остаешься на берегу. И веди себя потише, ладно?
Он внимательно всматривается мне в глаза, потом поворачивается к Хоуп.
– И ты тоже, – говорит он мягким тоном. – Лучше побудь в лагере. На поляне сухо. Пусть порез хоть немного заживет, иначе занесешь инфекцию.
Лонан находит в ближайшем рюкзаке фляжку и бросает ее Хоуп:
– И промой из раны песок. Только оставь мне немного, вечером выпью.
Он наклоняется застегнуть молнию рюкзака, и на солнце вдруг блестит что-то серебряное: кинжал в ножнах, закрепленных на бедре. Лонан одергивает рубашку, но поздно. Я заметила оружие.
– Разделяться – не очень разумно, – выпаливаю я.
План нехороший, как ни крути. Я наедине с ними в страшных, непредсказуемых джунглях? Не лучшая ситуация, учитывая, что Лонан вдобавок вооружен кинжалом. Хоуп и Алекса должны остаться на берегу, и я не могу отделаться от мысли о том, как Финнли сперва пропала, а затем вернулась… другой. Мне не терпится узнать, что она вычитала в моей книжке, если сумела расшифровать символы. Однако Финнли практически приклеилась к парням, а я не доверяю им настолько, чтобы заговорить об отцовском руководстве в их присутствии. Особенно когда я понятия не имею, что там написано с помощью азбуки Морзе.
– Выбирай, – произносит Лонан. – Предлагать снова не буду.
Финнли пойдет с ними. А если я останусь в лагере, то шанс переговорить с глазу на глаз стремительно упадет с отметки «маловероятно» до нуля. И я не сумею ничего выведать у парней. Стоит ли рискнуть?..
И смогу ли я жить дальше, понимая, что упустила такую возможность? И вообще, если я перестрахуюсь, то позволю страху одержать победу.
Нет, эти мысли сведут меня с ума.
В конце концов чашу весов перевешивает любопытство. Вдруг Избавителям известно о том, что случилось с моим отцом?
Собираю всю свою смелость в кулак и смотрю Лонану в глаза:
– Отдай мне кинжал, который пытаешься спрятать. Пусть побудет у меня. В знак того, что между нами мир.
Лонан, к моему удивлению, снимает с пояса ножны и протягивает их на ладони. Но мгновенно отдергивает руку, не позволяя забрать кинжал.
– Отдай мне кольцо, которое носишь на шее, – парирует он. – Считай, что это мое ответное «и я тебе не доверяю».
Обручальное кольцо моего отца словно тяжелеет, свисая с тонкой цепочки. Оно не представляет никакой угрозы. Но Лонан, похоже, видит меня насквозь и, конечно, догадался, что я не способна найти в себе силы расстаться с кольцом. Что оно одна из немногих вещей, которые дарят мне ощущение безопасности в нашем разрушенном мире.
Я отчаянно хочу получить ответы на вопросы… но не такой ценой.
– Я… я не могу.
Лонан продолжает смотреть на меня. Я машинально стискиваю кольцо в ладони, но Лонан аккуратно разжимает мои пальцы и, вложив в них кинжал, смыкает обратно.
– И не убей меня, – добавляет Лонан, и в воздухе буквально звенит напряжение, – или парни сорвут цепочку и выбросят колечко в океан.
Моргаю, утратив дар речи.
– А у меня нога болит, – замечает Хоуп, наш извечный миротворец. – Лучше иди с ними, Иден.
Она верит, что я сумею за себя постоять, и я даже чувствую прилив сил.
Алекса – причина, по которой нам так часто и нужен миротворец, – молчит. Наверное, выжидает, чтобы последнее слово осталось именно за ней, как готовый захлопнуть пасть аллигатор. Однако через несколько секунд она кивает, дескать, согласна. Плохо себе представляю, как она будет суетиться вокруг Хоуп и торчать на нашей полянке.
Меня-то не проведешь, но возмущаться и выказывать свои сомнения вслух я не собираюсь.
Идти в такой компании в джунгли, разумеется, опасно. Что ж, надо будет постараться оправдать риск.
И мы отправляемся в этот кошмар наяву.
36
Не перестаю поражаться тому, сколько всего я раньше принимала как должное.
Прежде люди улыбались друг другу безо всякого подтекста, слезы означали не только печаль, правда была черной, белой, серой – но не вечно обагренной кровью.
В моем прошлом между людьми укреплялась скорее дружба, чем вражда, а мечты были подобны легким облачкам, а не тяжелому свинцу. Свобода казалась чем-то незыблемым, а не запредельным.
Я частенько смотрела на ночное небо, устроившись на шезлонге возле нашего бассейна – весной, когда до летней духоты и комариных стай было еще далеко и воздух оставался свежим, прохладным. Я думала о том, что звезды на самом деле – бриллианты, как пелось в колыбельной. Что бесконечная чернота – настоящая земля, а твердая почва под нами – для них небо, и мы все висим вверх ногами, еле-еле цепляясь пальцами.
