— Глеб! Как тебе только не стыдно!
Запах глины, который Глеб сравнивал черт знает с чем, действительно мало кому нравился, но Сашка его обожала. Направляясь в мастерскую и учуяв специфический аромат еще в коридоре, даже ускоряла шаг. Она любила работать с глиной, ощущать под пальцами сырой и мягкий материал. Он сопротивлялся, в руки не давался, но в какой-то миг мог вдруг стать податливым, умным и чутким. Если этот миг наступал, душа тихо ликовала, а выбранная профессия казалась самой лучшей в мире.
Нравилось Сашке возиться и с белой фаянсовой глиной. Нежную массу можно покрасить, обжечь, проработать мелкие детали. Недавно подарила Игорю смешную вазочку для карандашей. С одной стороны изобразила мужскую голову, стараясь придать ей сходство с братом, с другой — женскую, очень похожую на Альбинкину. Вазочку раскрасила, перед обжигом прочертила в глине несколько царапин, которые от жара печи разошлись и превратились в живописные трещинки, а сам сосуд стал походить на археологическую находку. Краски при обжиге сильно поблекли, и Сашка чуть не расплакалась от досады. Но потом оказалось, что случайно проявившаяся бледность как нельзя лучше соответствует первоначальному замыслу.
Отец, конечно, сразу разобрался, что к чему, и только улыбнулся, а Игорь сначала восхитился именно седой древностью сосуда.
Сергей Матвеевич до сих пор не оправился от инфаркта. Обходиться без лекарств не мог, но иногда и они не спасали от жестокой, изнурительной одышки. Чтобы поехать на работу и вернуться на Большую Садовую, вызывали такси. Семейный бюджет трещал по швам, и если теперь Сашке перепадал заказ на портрет богатой дамочки, деньги она отдавала матери или бабе Нате.
Снова дядя Микола приезжал в Москву. Он оказался рабски послушным натурщиком. Сашка рисовала его без устали — сидит, лежит, пьет чай, улыбается… Крупно — голова, руки, глаза… Сашкин талант приводил его в такой восторг, что он стал выделять ее, как самую главную в семье. Говорил с ней уважительно и мало. Побаивался вроде. Когда узнал, что еще и лепкой занимается, обратился с неожиданной просьбой — слепить его голову. Очень хотел увезти домой.
И не поленился ведь несколько дней подряд ездить к Сашке в училище, подолгу сидеть на табурете, неподвижно глядя в одну точку, пока она мяла серую глину. Постепенно тяжелое, скользкое тесто обретало форму и душу, превращаясь в хитренького, лукавого и смешного дядю Миколу.
Голова понравилась, и Микола заказал пять гипсовых отливок.
— Зачем так много? — удивлялась Сашка.
Оказывается, у него все было продумано. Одну голову оставит в доме. Столик специальный закажет. Остальные — в саду по углам разместит. Отливщик, с которым он сторговался на пятидесяти пяти рублях, показал, как заливать в пустые гипсовые формы специальную массу, чтобы сделать головы прочными, устойчивыми и к жаре, и к морозу, почти вечными…
8Сергей Матвеевич пропускал уже второй полевой сезон и теперь с завистью наблюдал за сборами сына. Игорь уезжал в экспедицию уже не как студент-практикант, а как младший научный сотрудник Института археологии, куда его взяли после окончания университета.
Сборы, как всегда, привносили в дом ужасную суматоху и беспорядок. На диван в столовой складывалось все, что нужно взять с собой. Складывалось не только самим Игорем, но и остальными членами семьи. Он не мог смотреть без смеха на растущую с каждым днем гору из одежды, книг, каких-то кульков, кружечек, блокнотиков…
— Остановитесь, безумцы! До отъезда еще неделя. Вы же утопите меня в этом барахле! Не утащу я такую тяжесть, а еще спальник и палатка.
Впрочем, палатку Игорь помянул так, что называется, «до кучи». Японская розовая с белым красавица, которую Альбинка подарила ему на день рождения, весила чуть больше пачки сахара. Зимин-старший просто обомлел, увидев это чудо. По просьбе отца Игорь несколько раз раскладывал ее посреди комнаты, и туда залезали по очереди все домочадцы, даже упитанная баба Ната. Рассчитанная на трех человек, уж для Игоря с Румыном, которого стараниями Сергея Матвеевича снова включили в состав экспедиции, палатка была роскошно просторной и очень уютной, а нежный розовый свет, наполнявший ее нутро, наводил на мысль о фантастически огромной морской раковине.
— Мне тоже охота тут пожить! — завистливо канючила Сашка, растянувшись на розовом полу. — Здесь так здорово!..
За незатейливой «палаточной» забавой Альбинка однажды вечером и застала все семейство, придя на Большую Садовую. Она очень нервничала, последнее время вообще места себе не находила. Изводилась отчаянной и лихорадочной тревогой: за три-четыре месяца, что Игорь будет в экспедиции, он разлюбит ее и забудет! Он, наверное, устал от ее любви, которую, кроме Сашки, в семье никто не принимает. Никто об этом и словом не обмолвился, но она же видит!
Уже совсем стемнело, и ее появление в столь поздний час немного удивило всех. Даже Игорь с Сашкой смотрели на нее озадаченно. Сели пить чай. Альбинка держала горячую чашку как пиалу — грела озябшие от волнения руки.
— Хорошо, что все в сборе, — выпалила она без предисловия. — Я хочу сказать, что очень сильно люблю Игоря и предлагаю ему жениться на мне.
За столом замолчали, стал слышен гул машин с Садового кольца.
— Класс, — первой пришла в себя Сашка и восторженно уставилась вначале на подругу, потом перевела взгляд на брата.
Игорь не вскочил с места, не обнял свою Альбику и не объявил, что завтра же они идут в ЗАГС. Родители вообще растерялись и не знали ни что сказать, ни как вести себя. Сашка видела, что подруге больших трудов стоит не расплакаться, но тоже не знала, что делать…
Лишь когда Игорь пошел провожать Альбинку на Большую Бронную, дом Зиминых загудел и раскололся на два лагеря. Надя и баба Ната встали на позицию сурового осуждения Альбинки, Сашка и Зимин-старший — защиты.
— Бедная отважная девочка! — переживал Сергей Матвеевич. — Да вы представляете, что творится в ее сердце, если при всех решилась сделать такое предложение! Я, признаться, ее недооценивал, а она — личность. Как, дочка, ты сказала? Класс? Согласен. Высший класс!
На следующее утро Зимин-отец спросил у сына, что они с Альбиной решили.
— Вернусь из экспедиции, и поженимся.
В голосе Игоря Сергей Матвеевич радости не услышал.
— Я понимаю твои сомнения, сынок, но, похоже, эта девочка действительно любит тебя очень сильно. Решил жениться — не обижай ее равнодушием! — Зимин помолчал. — Я тебе прямо скажу — ты мне вчера не понравился!..
Игорю же явно не понравилось то, что сказал отец. Он поморщился даже от досады, но выговаривать отцу за вмешательство в личную жизнь не стал. Ограничился предположением:
— Я думал, пап, ты не захочешь породниться с семьей Ульянских после того, что произошло…
Роль жениха поневоле, которую он разыграл при Альбинке, Игорю тоже была неприятна. Ни в коем случае не хотел он обидеть девочку, но представить, что входит в ее семью и как ни в чем не бывало общается с дядей Володей, не мог. Отец хоть и говорит сейчас, будто понимает все его сомнения, — вряд ли отдает себе отчет в том, что после пережитого шока снова придется вернуться к дружескому общению с Ульянским. Нет, уже не просто дружескому — родственному! Игорь вспомнил, как, обнимая вчера плачущую Альбинку, строил свадебные планы на осень и сам не знал, верит себе или нет.
