– Да-да, я вижу.
Вдвоем они выкатили коляску на улицу.
– Вашему сколько? – спросил Глеб.
– Три месяца. А у вас, наверное, у самого маленький ребенок?
– Что, заметно?
– Конечно!
– Даже моя седина на висках не ввела вас в заблуждение…
– Дело не в возрасте… Я по глазам вижу, есть у человека дети или нет. Спасибо вам!
– Всего хорошего, – Глеб быстро пошел по улице, хотя, в общем-то, ему следовало бы спуститься в переход, чтобы выйти на другую сторону, но почему-то не хотелось показывать женщине, что он специально изменил свой маршрут, чтобы помочь ей.
Теперь он смотрел на город несколько под другим углом зрения. Если раньше он оценивал тротуары, мостовые, подземные переходы только с точки зрения своей профессии, прикидывая, каким путем лучше уйти от погони, где можно пересечь квартал дворами и выбраться на улицу, чтобы тут же спуститься в метро, то теперь замечал, где неудобный пандус, где неровный асфальт, по которому неудобно катить коляску… Раньше на эти мелочи он просто не обращал внимания.
Определенной цели в сегодняшнем путешествии у него не было. Он решил дойти до своей мансарды, побыть там и к вечеру вернуться домой. Вроде бы и дела никакого, но это означало возвращение хоть ненадолго в прежнюю жизнь.
Путь оказался неблизким, если проделывать его пешком, а не ехать на машине или на метро, но тем не менее на удивление знакомым. Ведь и раньше какие-то из его участков он проходил, а вот весь целиком на «своих двоих» одолел впервые. Сиверов расслабился, зная, что за ним сейчас нет никакой слежки, ведь он обладал удивительным даром – выходя из дел, не оставлять следов, сохранять инкогнито. Благодаря этому он и мог позволить себе одновременно вести жизнь тайного агента ФСБ и самого обыкновенного рядового москвича.
Если со стороны улицы дома сияли чистотой, подновленными фасадами, то дворики почти не изменились по сравнению с прошлыми временами. Те же облезлые стены, разросшиеся, не подстриженные кусты, щербатые бордюры, потрескавшийся асфальт.
Лишь стеклопакеты в половине этажей говорили о том, что времена изменились и жить в России стали побогаче – во всяком случае, некоторые. Но привычка брала свое. Сиверов скользнул взглядом по немногочисленным прохожим, оказавшимся рядом с ним в этот момент во дворе. Никто из них не вызвал у него подозрений: женщина с коляской, две подружки и молодая пара, расположившаяся на скамейке под старым кустом сирени.
Скрипнула дверь подъезда, и на Глеба сразу же пахнуло сыростью. На свежевымытых ступеньках еще не просохли темные пятна, слегка пахло хлоркой. Миновав последний этаж, Сиверов поднялся в мансарду.
Он посмотрел на тоненький волосок, который приклеил быстросохнущим клеем к дверной коробке и к полотну. Тот был сорван – значит, кто-то открывал дверь в его отсутствие. К тому же, это было сделано совсем недавно: лунка в капельке клея, от который оторвался волосок, была блестящей, не успела потемнеть и запылиться.
«Да, пожалуй, никогда не стоит выходить из дома без оружия»", – подумал Сиверов.
В кармане куртки, кроме связки ключей и пачки сигарет, у него была лишь зажигалка. Но внутри ли визитер или ушел, Сиверов пока не знал. Он перевел взгляд на электрощиток на стене. Уходя, он отключил все приборы в мансарде – это Глеб помнил. Диск медленно вращался…
«Для компьютера берет слишком много энергии, для музыкального центра тоже. Но и не калорифер, – и Глеб усмехнулся, когда диск вздрогнул и замер. – Значит, работает кофеварка, холодильник брал бы больше энергии, а автоматическое включение и отключение есть только у этих двух приборов. Человек, сидящий в засаде, никогда не включит кофеварку».
Сиверов вставил ключ в замочную скважину, повернул его и шагнул в полумрак мансарды.
– Федор Филиппович, встречайте, – бросил он в гулкую тишину необжитого помещения и захлопнул за собой дверь.
В зале вспыхнул свет, и в коридор вышел генерал Потапчук.
– Привет, Глеб Петрович!
В глазах Потапчука читалось недоумение: откуда Глеб знает о присутствии постороннего?
Они пожали друг другу руки.
– Я как раз кофе приготовил, точно на двоих. Честно признаться, уже тебя заждался.
Сиверов тоже недоумевал.
Откуда, кстати, Потапчук мог знать, что он придет в мансарду именно сегодня, именно сейчас? Ведь две последних недели он почти безвылазно провел дома…
Ни один из них не стал задавать свои вопросы вслух.
Оба были люди сообразительные, и каждый вполне мог оказаться на месте другого.
"Наверное, приклеивает почти невидимые глазу волоски между коробкой двери и полотном, – подумал Потапчук. – А то, что тут именно я, понять не сложно.
Ключей от мансарды только два – один у Глеба, второй у меня. Вот и вся разгадка".
Глеб же подумал:
«Потапчук позвонил Ирине, та сказала, что я пошел прогуляться, буду не скоро. Вот и захотелось генералу проверить, так ли хорошо он меня знает. Приехал и сел ждать. Дождался. Но думал, я поеду, а не пойду пешком, поэтому заволновался, кофе поставил».
Но второй вопрос не давал Потапчуку покоя:
«Почему Глеб сразу понял, что у него в мансарде не чужой, а свой?»
– Глеб, – начал генерал, но даже не успел добавить «Петрович».
– В следующий раз, Федор Филиппович, – улыбнулся Сиверов, – когда захотите сделать мне сюрприз, не включайте кофеварку. Я ее вычислил по тому, как вращался диск счетчика.
– Хитер, – усмехнулся Потапчук. – Всегда найдется пара косвенных улик.
– Век живи – век учись, как говорится.
– Кофе-то пей, зря варил, что ли?
– Честно говоря, я н не думал, что увижу тебя сегодня, собирался побыть в одиночестве.
– Намекаешь, что мне надо уйти?
– Нет. Но раньше вы редко баловали меня визитами, да еще без предупреждения.
– Ты же телефона с собой не взял, пейджер не носишь. Вот и решил, что лучше будет, да и скорее, если я не стану мотаться по городу, разыскивая тебя, а приеду в конечный пункт твоего назначения.
– Как дела? Милиция больше не беспокоит? – усмехнулся Сиверов. – Или, может, на службу бумагу прислали о том, что генерал распивал с неустановленным лицом коньяк в детской беседке?
– Нет уж, Бог миловал.
Потапчук тянул кофе мелкими глотками – так, как другие пьют коньяк. Сиверов, не желая выдавать любопытство, исподтишка наблюдал за генералом.
"Ясно, что он пришел не просто кофе попить…
Скорее всего, дело не очень срочное, иначе бы Федор Филиппович сразу завел бы о нем разговор, – рассуждал Сиверов. – Не очень важное, поскольку глубокой озабоченности на лице Потапчука не читается. Глядит он немного виновато, значит, хочет предложить что-то не очень приятное, скорее всего, ниже моей квалификации. Сам спрашивать не стану, посмотрим, хватит ли у него духу уйти, не сказав о деле".
