– Сэр?
Он повернулся, благожелательно поглядел на нее.
– Сэр, нельзя ли и мне спросить у вас совета? Я хочу сказать, как у священника.
При этих словах он весь раздулся, распушился, как птица в мороз:
– Что тебя тревожит, дитя мое?
– Я работаю не покладая рук. – Она переступила с ноги на ногу. – Я стараюсь быть хорошей. Делаю все, что мне велят.
– Что ж, продолжай, выполняй свой долг и дальше. Труд освящен и освящает. Помни притчу о виноградарях.
Она кивнула, но не совсем уверенно. Всякий раз, слыша историю о равном вознаграждении для тех, кто потрудился совсем мало, и для тех, кто работал изо всех сил, Сара приходила в уныние и теряла надежду.
– Но как же Марфа? – спросила она. – Разве история Марфы не учит, что должно быть время и на то, чтобы пребывать в покое, слушать и учиться?
– Ах, это!.. – Мистер Коллинз глянул на девушку, сузив глаза.
– Или полевые лилии, которые не трудятся и не прядут, вообще ничего не делают?
– Да, да, но ты должна понять, что труд – твой долг, и, исполняя долг, подобно каждому из нас, ты обретешь радость и искупление грехов.
– Но моя работа не приносит мне радости! – Саре хотелось топнуть. – Она приносит усталость и боль. Я тружусь изо всех сил, но, получается, не могу позволить себе даже минутки, одной минутки удовольствия. Меня только бранят и вечно в чем-то винят.
– Удовольствия? – Мистер Коллинз шагнул к ней, выпучив глаза. От него пахло постелью, маслом для волос и скверными зубами. – Ты оступилась, совершила ошибку, дитя мое?
Сара попятилась. Она забылась и зашла слишком далеко, дальше, чем намеревалась.
– Прошу прощения, сэр. Я не должна была заговаривать.
Своей пухлой рукой он остановил ее:
– Что это за ошибка, дитя? Облегчи душу. Ты должна рассказать мне.
Перед ней пронеслось все, что было сделано и сказано, все, о чем она думала, что чувствовала, начиная со дня приезда Джеймса в поместье. Происшествие с тачкой, ракушки в его дорожном ранце, его комната, аккуратно прибранная и полупустая; Тол Бингли, мечты о саде Воксхолл и амфитеатре Астлея… темный и грязный переулок в Меритоне, обнаженная кожа солдата и его крики; тошнота от запаха табачного дыма – все это разом нахлынуло на нее, – слишком много, чтобы все обдумать, объяснить и преподнести мистеру Коллинзу, перевязав красивым бантиком.
– Я разговаривала с соседским лакеем.
Он отступил, лицо сморщилось и нахмурилось.
– И все?
Она кивнула.
– Только… разговаривала?
Сара снова кивнула.
– Что ж, я полагаю, время от времени подобное необходимо.
Сара видела, что он пытается собраться с мыслями.
– Но не испытывала ли ты какого-то непривычного удовольствия от беседы с ним?
Что-то она испытывала, это было неоспоримо. Но то, что она чувствовала, нельзя было назвать непривычным удовольствием. Пожалуй, это вообще не было удовольствием, скорее зарождающейся догадкой, что удовольствия вообще возможны.
– Непривычного – нет, не думаю, сэр.
– Вот и хорошо, – с облегчением откликнулся мистер Коллинз. – Тебе, полагаю, лучше поговорить на эту тему с экономкой, а не со мной. Эта тема скорее относится к домашнему хозяйству, нежели затрагивает вопросы морали и религии. – Он махнул рукой, отпуская ее, и отвернулся к окну, любуясь широкими зелеными лугами, кустарниками и рощами – своим будущим наследством.
Уходя, Сара достала из-под кровати ночной горшок и вынесла, отвернувшись от его содержимого. Она перебежала залитый дождем двор, приблизилась к нужнику и, выливая в дыру содержимое горшка, размышляла, что вот это и есть ее долг, а она не может найти удовлетворения в его выполнении и удивилась бы, узнав, что кому-то на ее месте подобное удалось. Сара ополоснула горшок под насосом и оставила проветриваться под дождем. Если таков ее долг, то ей очень хотелось бы с кем-нибудь поменяться.
Глава 5
…Даже банты для бальных башмаков были приобретены с помощью посыльного
Сара шила, сидя у окна. Элизабет и Джейн тихонько разговаривали у камина, близко сдвинув головы. Они тоже шили, кутаясь в свои домашние капоты и наброшенные на плечи шали. Отблески огня играли на их локонах.
Был понедельник накануне бала. Тяжелый утюг натер Саре волдырь на нежной коже между указательным и большим пальцем. Даже закрывая глаза, она видела, как иголка проходит сквозь муслин и следом тянется нить.
Уикхем, слышала она и снова, Уикхем, Уикхем, Уикхем. Звук этого имени напоминал ей лязг портновских ножниц.
В стекла бился ветер, за окном скрипели голые ветви деревьев. Блестели мокрые от дождя кусты, выложенные гравием дорожки покрылись лужами. Земля на газоне раскисла, низкое небо все сплошь затянуло тучами, а ветер нес с собой их все больше – все больше дождя. Сарино настроение вполне соответствовало погоде – серое, унылое, без надежды на перемены к лучшему, особенно теперь, когда ей запретили даже видеться с Птолемеем Бингли.
Хлопнула дверь, и в комнату сестер ворвалась Лидия (домочадцы давно прекратили надеяться, что когда-нибудь она научится стучаться). В эти дни она была решительно лишена возможности расходовать свою природную кипучую энергию – заточение в доме стало для нее настоящей пыткой. Лидию следовало бы выгулять на свежем воздухе, чтобы бедняжка побегала по траве за брошенной поноской.
– Ни утренних посетителей, ни офицеров, ни новостей – ничего! Боже! Просто не представляю, как я все это вынесу.
Лидия с размаху шлепнулась на кровать сестер и с ногами улеглась на лоскутное покрывало. Изнывая от безделья и не зная, чем себя занять, она схватила моток розовой ленты и пропустила ее сквозь пальцы.
– Положи ленту на место, пожалуйста, Лидия, ты ее испортишь.
Состроив гримасу, Лидия выпустила из рук ленту, и та кольцами упала на одеяло.
– Вы правильно поступаете, сестрицы, что прячетесь здесь, наверху, и не попадаетесь на глаза мистеру Коллинзу.
– Лидия! Это неправда. Мы работаем.
Лидия пожала плечами и, скинув домашние туфли, сунула ноги в бальные башмачки Джейн, валявшиеся на полу.
– Ничего, ведь кроме Сары нас никто не слышит, а она у нас просто золото и никому не расскажет, верно, Сара?
Лидия с заговорщической рожицей обернулась к Саре, и та невольно улыбнулась в ответ. Потом непоседа принялась крутиться во все стороны, любуясь туфельками.
– Что до меня, я не собираюсь спускаться и выслушивать его нудные проповеди – и все тут.
После всеобщего минутного замешательства Джейн мягко проговорила:
– Он отправляется с папой в библиотеку, ты же знаешь.
