* * *
А Одвард, между тем, снова скакал на резвом коне своей предприимчивости и всезнайства, он обзавелся новыми знакомыми и затянул «старую песню о главном», а именно о том, что русская жена – это единственный шанс на нормальную семейную жизнь. Конечно, эта пропаганда преследовала прежнюю конкретную цель по выуживанию денег из доверчивых одиноких соседей.
Часто Одвард ругался на норвежские законы, запрещающие открыть публичный дом. В своих мечтах он видел себя крутым Шефом подобного заведения, а из-за этих дурацких законов такой облом. То, с каким упорством он «висел» на порносайтах, не оставляло сомнений в его окончательном диагнозе порномании. Он снова не работал, в сотый раз обещая оформить пособие по нетрудоспособности – руки-спина болят так, что сил нет работать, а лечащий врач чего-то мудрит и не дает нужного заключения.
Мне позвонила одна знакомая Блонди, которая совсем недавно вышла «удачно» замуж по рекомендации своей бывшей подруги. Ее муж занимался сезонной продажей колбасных изделий и до женитьбы уверял, что материально обеспечен отлично. После росписи выяснилось, что он – полный банкрот, живет на чужой старой даче в лесной глуши и за душой ни гроша. Две недели их подкармливал сосед-инвалид, а отдолженные у него деньги, муж пропил и прокурил в одну харю за три дня. Зачем он, в таком случае, женился, она не знает, но думает, что ради обладания ее молодым упругим телом. И, что теперь делать – умирать от голода со старым, бедным алкашом? Одно дело, – когда старый, но добрый и щедрый, и совсем другое, когда старый и нищий.
Я не знала, как ей помочь – мы сами были на мели. Конечно, я рассказала эту историю Одварду, чтобы лишний раз пожаловаться на таких вот несостоявшихся безответственных норвежских мужчин, которые злоупотреблеяют доверием русских женщин. Муж, как обычно, согласился, напомнив, что в стране идиотов больше, чем нормальных. По его тону было понятно, что себя он причисляет и к нормальным, и к ответственным… Через несколько минут муж заявил, что может помочь ей заработать деньги у своего знакомого в городе, но не бескорыстно, а за проценты. Вобщем, работа, как работа, проституцией называется.
Я запротестовала, возмущаясь, что для него любая женщина, особенно русская, это в первую очередь проститутка. Одвард самодовольно заржал и ответил, что готов сам продаться какой-нибудь богатой старухе, только вот беда – старух таких маловато, да и мордой не вышел – не Сталлоне Селивестр, к сожалению. Ну, не только мордой, увы, – от себя я бы еще кое-что добавила.
Я перезвонила Блонди и передала мой разговор с мужем, извиняясь за его узконаправленную однотипность мышления. А Блонди прямо ухватилась за эту идею, сразу согласившись и на работу, и на проценты. Единственной проблемой для Блонди оказалось незнание ни норвежского, ни английского языков. Как же она будет понимать клиентов, которые будут звонить ей по контактному телефону? Вариантов не было и выбор снова пал на меня – быть посредником по телефону. Вот «везуха», – то Беззубкиному клиенту пришлось помогать, вплоть до мастурбации, а теперь вот, Блондинские товарищи на очереди. Кто следующий? Так не долго и самой в омут головой.
Меня эта работа бесила, а Одварда очень даже радовала. Он жил в предвкушении огромных денег, и неважно каких – «грязных» или «вонючих». Пытка продолжалась для меня около двух недель, а потом Блонди подучила нужные фразы и обходилась уже без моего участия. Наконец-то, настал долгожданный день и до мужа дошло, доехало, он врубился, что ждать вожделенного порномиллиона придется очень долго. Сутки он скорбно молчал, осмысливая и оплакивая свою неудачу, на время расставаясь со своей хрустальной мечтой крупного Воротилы продажного бизнеса. А я тайно злорадствовала, радуясь провалу его наполеоновских планов в подпольной сексиндустрии.
Блонди неплохо заработала и даже подружилась с некоторыми клиентами. Но самое страшное, призналась Блонди, что она – примерная, домашняя девочка, с высшим медицинским – стала радоваться шальным деньгам: ведь с одного контакта в сорок минут, она получала ровно столько, сколько получает, например, продавец за семь часов работы в магазине. Деньги становились мерилом жизни и она уже не боялась физически или психически больных, с коростой или язвами, лишь бы они щедро платили. Мне было искренне жаль эту красивую, молодую женщину, которая не совсем осознавала свое падение. Я не осуждала, но и не оправдывала ее – кто без греха, тот пусть первым бросит камень и заклеймит позором. Про себя я знала, что будь я одна, без детей, то предпочла бы умереть от голода, а не работать на панели.
Можно все всегда оправдать – каждый в этом мире продает то, что может: знания, уменя, опыт, мозги, руки… И проституция, как бы, не является исключением. Но в данном случае, перешагнув нравственную черту и делая деньги на слабостях человеческих, ты становишься бездушной машиной по удовлетворению чужих прихотей и желаний ради денег, торгуя телом, отдаешь и душу.
Ах, Блонди, милая подружка,Как все в тебе переплелось —Глаза, улыбка ли, насмешка,Ирония иль просто ложь…Как скромно взгяд ты опускаешь,Вся недомолвками полна…,Но своего не упускаешьИ ищешь выгоду всегда.Но рассуди сама во здраве,Что так не можно дале житьИль сердце словно камень станетИ уж не сможет полюбить.Отбрось все мелкие расчеты,Пойди натуре своей вспять —Ведь это просто неразумноЗа малым большее терять.Блонди прислушалась к моему мнению и решила завязать, пока не поздно. Сначала она неудачно сошлась с очень состоятельным мужчиной, который постоянно ее подозревал в измене и жалел ей деньги даже на мороженое, а потом встретила нормального работягу, который не имел больших доходов, но ничего не жалел для нее и окружил настоящей любовью и заботой. Теперь я была спокойна за нее.
* * *
А потом, уж не знаю как, Одвард познакомился с владельцем магазина стройматериалов и у него появилась новая фишка – импорт стройматериалов из России. Идея казалась мужу такой заманчивой и перспективной, что он каждый вечер, по телефону, покорно выслушивал пять-шесть часов разглагольствований своего нового приятеля. Зануда говорил безастоновочно, размеренно и монотонно, как будто читал вечную, нескончаемую историю о житиях святых. Я, удивленная столь тесным мужским общением, как-то поинтересовалась у мужа предметом их разговоров, – потому что за эти сотни часов можно рассказать всемирную историю в лицах, – на что получила неожиданный ответ, что он и сам толком не знает, о чем Зануда постоянно говорит, а человек он нужный, поэтому и приходится терпеть его маразматический бред.
Я изнывала от безделия, и чтобы хоть чем-то занять себя, придумала написать книгу, посвященную русским женщинам, переехавшим жить в Норвегию, их проблемам и успехам здесь, в северной скандинавской сказке. К моему удивлению, муж одобрил мой почин, уверяя, что это будет интересно и норвежцам. Но весь мой творческий пыл скоро улетучился, потому что опять я беспокоилась от упорного молчания и адвоката и Директората по делам иностранцев. Я уже боялась лишний раз спрашивать мужа о разрешении забрать сюда детей, но та безосновательная медлительность, с которой длился процесс, сильно раздражала и, в конце-концов, пересилила страх.
