Но в нашем мире, который разделился на миллиарды окон, из части которых далеко внизу видны облака, почти невозможно найти кого-то, кто случайно оказался за одним из тонированных и нетонированных стекол.
Как бы там ни было, я ощущаю и не ощущаю чувство вины.
А в свете дальнейших событий это и вовсе не имеет значения.
Вот – опять злое желание закончить все так, чтобы лишь недоумение связало ваш мозг.
3
Через два месяца после нашего знакомства начались события вселенского масштаба. В целостности они уложились в пять этапов.
Первый – основная часть планеты оказалась выжжена яростным огнем.
Второй – остатки человечества активизировали некий купол вокруг оставшегося нетронутым куска материка, и это позволило людям еще недолго оставаться у себя дома.
Третий – с пугающей скоростью и истерикой распространился слух об иной расе, стремящейся выжить нас для использования планеты и ресурсов в своих целях.
Четвертый – люди принялись оказывать сопротивление, и вроде имелись успехи на этом поприще; но вскоре всем пришлось искать укрытие под асфальтом, так как купол оказался прорван.
Пятый – появились первые слухи о Н1.
Наверное, вы думаете, что рассказ продолжится темой войны с пришельцами. Ничего подобного. Главное в моем рассказе – не война. Войны всегда были, и эта – лишь новая форма их, где мы представлены не в лучшем свете.
Основное звено – любовь, что оказалась возможной в таких условиях.
Нашим отношениям просто не повезло завязаться накануне войны.
С другой стороны, нам повезло больше других, так как мы оказались под куполом и не погибли сразу, более того – еще около месяца жили за своим окном, веря и не веря в то, что показывали по телевизору.
А пришельцев мы не видели.
Не только мы, никто не видел их, хотя очень много сообщали о сбитых тарелках противника. Это ужасно, когда ты не знаешь, кто твой противник, кто уничтожает тебя.
Мы легковесно отнеслись к тому, что остались живы. Так же легковесно, как к тому, что когда-то случайно встретились. Крепко держась за руки, мы гуляли по вдруг опустевшему городу, пили кофе в последних кафе человечества, мы даже видели край купола, но за ним мы не увидели ничего, только черную землю.
Государственные люди пытались использовать различные инфраструктуры для организации сопротивления.
Выходить на улицы не рекомендовалось.
За неделю до того, как человечеству пришлось забиться в норы, мы наткнулись на рулон газеты, неизвестно кем выпускаемой, неизвестно кем оставленной на безлюдной улице. Кроме разной мотивирующей к сопротивлению информации в газете имелась статья, называлась она «Надежда-1».
– Посмотри, – позвала меня моя вторая половина, когда я пытался получить от автомата воду взамен мелкой монеты.
Но автомат был пуст. Моя женщина держала в руках пыльный мятый рулон, испещренный миллионами знаков.
Вокруг пустынные улицы, заброшенные магазины, дорога, мертвые светофоры и зловещая чистота.
Как утверждалось в газетной статье, численность человеческих рядов сокращалась в геометрической прогрессии, и виной тому была техническая отсталость рода людского. Для сопротивления требовались люди, а их было слишком мало.
Тут же туманно говорилось о некоем препарате, в данный момент синтезируемом в секретных лабораториях, чье предназначение таково: ускорение развития плода в чреве матери, равно как и ускорение роста родившегося существа… Полноценный взрослый человек появлялся за месяц, за пятнадцать лет он превращался в старика. Но пятнадцать лет – очень много, когда не знаешь, будешь ты завтра или нет. …А потом купол прорвали.
Люди перебрались под асфальт, в гигантские лабиринты, полные оружия и двухместных камер. Там человечеству предстояло прожить ближайшие десятки лет. Мы представились мужем и женой, проверить это в военном хаосе было невозможно.
В огромном грузовом лифте, вместе с сотней других людей, с картонной коробкой в руках мы падали куда-то вниз, быстро и долго.
Мы получили камеру для жизни (с туалетом и ванной). Пол и стены из камня, но обиты деревом. Минимум предметов: стол, стул, кровать, радиоприемник, металлическая посуда, короткий двуствольный карабин.
Свет подавался длинной лампой над кроватью.
Камера была небольшая, ключ был один на двоих.
В нашем случае это было приемлемо.
– Мило, – сказала она, повернув кран в ванной и глядя на пенистую воду.
– Прости, – сказал я.
– За что? – с улыбкой поинтересовалась она.
На ней был серебристый комбинезон, состоящий лишь из этого цвета и молнии. Волосы были распущены, лицо, как всегда, слегка печальное, с броским оттиском интеллекта, любимые тени под глазами, огромными и глубокими, маленький рот, чьи поцелуи были наградой.
– Нам придется тут жить, – развел я руками.
– А чем здесь хуже, чем там? – вскинула она брови.
– Однообразно, – сказал я, и меня передернуло.
– Не обижай меня, – посерьезнела моя нимфа. – Хочешь кофе?
Кофе вечен.
– Хочу, – улыбнулся я.
– Напьемся до эксцентричности! – Идеальные пальцы принялись ловко управляться с картонной коробкой, которую мы захватили из того мира. – У нас есть стилит, шахматы, десять банок кофе, немного книг, моя одежда, твоя одежда, тетрадь, ручка. Мы неплохо устроились. По крайней мере, здесь безопасно.
Позже пришел доктор и снял показания с наших метрик. Метрики вшивали при рождении, там содержалась основная информация о здоровье, со временем она менялась.
От дверей камеры в разные стороны расходились узкие зловещие коридоры, подсвеченные редкими лампами, по ним, точно крысы, бегали люди, мы постоянно слышали шаги.
Мы не знали, на какой глубине находимся.
Вокруг были такие же камеры, туда селили людей по половому признаку. Женщин – с мужчинами, мужчин – с женщинами.
Новые слухи ползли по лабиринту: «Надежда-2».
Но мы не вдавались в подробности.
Попасть наверх было невозможно.
Но мы попадали, выходили так, что никто не мог увидеть нас или причинить какой-либо вред. Мы просто начинали представлять нечто: большое поле золотой ржи, пространное объединение неба и земли, наш вечный бег сквозь него, звон смеха, то медленно, то быстро плывущие в небе клочковатые облака, пружинящая земля. И лишь иногда, как злое отражение действительности, в безмерной голубизне небес появлялся черный объект. Он зависал над нами, мы не могли понять – видит он нас или нет, и бежали прочь, бежали из этой фантазии в другую.
Мы не говорили, но слышали мысли друг друга.
