О муже Чжуша говорила как-то мельком, почти равнодушно, словно речь шла о чем-то бестелесном, как воздух. В ее голосе не было ничего хотя бы отдаленно напоминающего то волнение и гордость, с которой она рассказывала о своем обожаемом сыне «червячке».
По намекам в письмах от общих знакомых по Шанхаю и телефонных разговорах я догадалась, что в ее семейной жизни не все благополучно: под влиянием бытовых и супружеских забот у художника Ай Дика наступил «творческий кризис». В нем воскрес былой Казанова, и Ай Дик стал встречаться с женщинами, которые были лет на восемь моложе него. До меня дошли слухи, что не на шутку разгневанная жена отобрала у него подозрительно «отощавшую» кредитную карточку, когда обнаружила, что он потратил кучу денег на подарки. Правда, вскоре ему удалось завладеть еще одной карточкой и добраться до их общего банковского счета. Ай Дик, похоже, был искренне привязан к сыну, но это ничего не меняло в его поведении.
Услышав, что я подумываю о том, чтобы выйти за Мудзу замуж, Чжуша на какое-то мгновение остолбенела от изумления, а затем, прикрыв рот рукой, расхохоталась. Когда она не могла удержаться от громкого смеха, всегда прикрывала рот рукой. Стыдливость и хорошие манеры были одними из самых привлекательных ее качеств.
— Ты сошла с ума, — вздохнула она. — Похоже, мы с тобой поменялись ролями. Меня прочили в счастливые супруги и матери, а тебе предрекали вечно скитаться по миру в чудных шелковых ципао, писать книги и крутить бесчисленные романы со множеством мужчин, жаждущих твоего внимания и любви. И что же? Теперь ты живешь в Нью-Йорке, одном из самых космополитичных городов мира, и собираешься выйти замуж — за кого бы вы думали? За японца! Господи! А я? Это уже второй мой брак, и похоже, он долго не протянет… Каждый раз я пытаюсь устроить свою жизнь по старой поговорке: «Сначала заведи крепкую семью, а уже потом делай карьеру», но у меня ничего не получается.
Чжуша ласково взяла меня за руку:
— Коко, подумай хорошенько. Влюбиться легко, а жить вместе трудно, — при этих словах она снова горестно вздохнула. — Люди, томящиеся в крепости, всегда стремятся выйти оттуда на волю. Те, кто находится снаружи и жаждет покоя и защищенности, неизменно хотят проникнуть внутрь. Такова жизнь.
Я покачала головой:
— Нельзя так много размышлять. Когда слишком долго думаешь о чем-то, решимость улетучивается и ни на что не хватает смелости.
Мы замолчали, отламывая кусочки от лежащей на кофейном столике шоколадки, сосредоточенно жуя и, разглядывая привезенные Чжушей фотографии.
На снимках ее сын выглядел веселым крепышом. Он то улыбался своим трогательным розово-беззубым ротиком, то увлеченно играл с пальчиками на своих крошечных ножках.
При виде его беззащитной фигурки у меня на глаза навернулись слезы. И я не могла удержаться от восклицания: «Женщине от природы суждено стать матерью!»
— Пожалуй, — задумчиво ответила Чжуша, не сводя глаз с фотографии сына. — Многие женщины жалеют, что стали женой мужчины, но еще ни одна не пожалела, что родила мужчину.
Иными словами, мужчины — не очень-то надежное племя, и когда на них больше нельзя рассчитывать, можно положиться на сына, который станет тебе опорой.
— Это естественно, — продолжила Чжуша, — ведь, в конце концов, сын выходит на свет из твоего чрева.
Мы снова рассмеялись. Чжуша изменилась: два неудачных брака настроили ее на пессимистичный лад по отношению к мужчинам, но благодаря материнству она обрела духовную зрелость и стойкость.
Мы решили сначала устроить роскошный ужин, а потом повеселиться в клубе.
Чжуша была убеждена, что в Нью-Йорке просто по определению не могло быть приличной китайской еды и что приличная западная кухня даст сто очков вперед плохой китайской стряпне. Руководствуясь этой теорией, она и выбрала в Виллидже жутко дорогой итальянский ресторан под название «Баббо», и я вынуждена была смириться с ее решением. Хотя лично я предпочла бы любой самой изысканной европейской кухне плохую китайскую еду. Но она была гостьей, приехавшей издалека, и к тому же угощала меня ужином за свой счет, а вернее, за счет компании, в которой работала.
Блюда, которые мы ели в ресторане, действительно были похожи на настоящую итальянскую кухню. Наверное, поэтому они и стоили так дорого. Но когда мы попытались угостить друг друга тем, что заказала каждая из нас, пожилой тощий официант в очках медленно приблизился к нашему столику и со страдальческой миной на лице вежливо сказал, что этого делать не следует, потому что, когда пробуешь несколько блюд одновременно, вкус притупляется и не чувствуешь всей вкусовой гаммы.
— В один прекрасный день они строго-настрого запретят посетителям разговаривать во время еды. Это ведь тоже отвлекает от вкуса пищи, правда? — заметила я.
— В наше время в мире так много неразберихи. От избытка свободы люди стали непоседливыми, безответственными и склочными. Может быть, и стоило бы ввести какие-то ограничения. Если бы человек время от времени натыкался на запреты, не исключено, что он научился бы ценить то, что имеет, — задумчиво сказала Чжуша.
После десерта мы обсудили, в какой бар пойти. Подобно двум миллионам шанхайских «яппи» — молодых состоятельных горожанок, имеющих престижную профессию, — Чжуша была совершенно очарована фильмом «Секс в большом городе» и непременно хотела побывать в баре на Бауэри (который теперь назывался просто «Бар Б»), среди завсегдатаев которого были многие герои и героини этого телесериала. В то же время ей ужасно хотелось попасть на выступление Вуди Аллена в кафе «Карлайл» в Ист-Сайде и послушать, как он играет на кларнете. Однако в тот день Вуди Аллен в программе не значился, и мы отправились в бар на Бауэри.
Там яблоку негде было упасть. Однако у нас не возникло ощущения, что приключения или любовные истории поджидают нас на каждом шагу. И тем не менее, не прошло и трех секунд, как случилось нечто удивительное — я встретила одного из знакомых.
Правда, «знакомый» — это слишком громко сказано. Это был рыжик Эрик, молодой литературный критик из «Нью-Йорк Таймс». На его миловидном лице играла застенчивая улыбка. Мы столкнулись в толпе посетителей и одновременно удивленно воскликнули «Ой!», после чего дружелюбно обнялись. Затем представили друг другу своих спутников.
Взглянув на стоящего рядом с ним мужчину, я невольно вздрогнула. Внешне он был ужасно похож на Джорджа Клуни, даже еще красивее, стройнее и элегантнее. Одет во все черное, от «Армани». Зовут Ник. На вид лет сорок пять. Приходится Эрику родным дядей.
И голос у него был необычайно притягательный. На слух такой же приятный, как мороженое на вкус. Слишком безупречный.
В последующие два часа мы с Чжушей беспрестанно смеялись и без умолку болтали в компании подсевших к нам Ника и Эрика. Вообще-то я давно уже не пила и не курила. Но Ник раскурил косячок, стоя в углу недалеко от туалета, и, сама не знаю почему, я присоединилась.
Мы стояли вместе в темном углу в клубах дыма, и нам было хорошо и легко. Время от времени Ник приглаживал пальцами свои густые каштановые волосы и разглядывал снующих мимо людей. При этом с его лица не сходило присущее всем ловеласам выражение бесцеремонного любопытства.
