Дени ДидроКафе «Режанс» располагалось в аркаде Пале-Рояля. Его желтые стены с классическими орнаментами в стиле Помпей обнимали две смежные комнаты. За круглыми столами сидели дамы в длинных шалях и лениво передвигали резные фигурки по шахматным доскам. Официанты разносили легкие золотистые вина в высоких бокалах. Игроки-мужчины, без шляп, с развязанными шелковыми галстуками и с расстегнутыми жилетами, склонялись над досками, почти упираясь друг в друга лбами. То и дело кто-то вскакивал и с криком сбрасывал фигурки на пол. Один жантильом даже схватил доску и шарахнул ею по столешнице. Хорошо не сломал об голову партнера.
Ставки не имели значения. Кто-то играл на перстень. А кто-то – на стопку банковских бумаг. Азарт от этого не менялся. Говорили, что в дни якобинского террора, когда сам Робеспьер захаживал сюда поостыть от политических баталий, играли и на человеческие жизни. Как-то провинциальная дворяночка выиграла у Марата уже подписанный приговор жениху. Посетители были уверены, что с тех пор пара жила долго и счастливо. Хотя, возможно, им дали дойти только до Сены, где справили «революционную свадьбу»[16].
Но парижане – такой народ: любят смеяться и забывают горе на другой день после похорон.
Бенкендорф явился около полуночи. Капитан Жубер с товарищами уже оккупировали угол. Стеклянные двери на улицу были открыты. Ночной ветер шевелил крахмальные салфетки. Артиллеристы буянили. Хватали руками страсбургские пироги и тарталетки с каштановым кремом. Гро-барзак и кло-сэн-жорж текли рекой.
– Вот он! Вот он! Я же говорил! У меня есть русский! – Жубер вытаращил глаза и растопырил руки. – Видите, они вовсе не покрыты шерстью, хотя у них и холодно!
– Но, возможно, он бреет лицо? – подал голос кто-то из недоверчивых. – И руки.
Бенкендорф повернулся вокруг своей оси, показывая, что у него нет хвоста. Это произвело впечатление. В начале века Париж был наводнен памфлетами о врагах. Самые нелепые истории вроде адюльтера старушки Екатерины с конем или рождения русских с хвостами, которые младенцам откусывают сами матери, прежде чем перерезать пуповину, имели оглушительный успех и перечитывались на бивуаках.
Сначала артиллеристы смущались чужака, но вино взяло свое, и через несколько минут полковника уже хлопали по плечам, слушали его россказни, смеялись шуткам и очень одобряли вкус к парижским девочкам. Насказав короб историй и назвав столько адресов в порту и предместьях, что их впору было записывать на руках, сослуживцы Жубера признали Бенкендорфа «своим».
К середине вечера артиллеристы набрались и вздумали сыграть в шахматы с автоматом, стоявшим в углу. При этом все они уже были в том состоянии, что и шашки попадали бы из рук.
Механизм представлял собой полированный ящик, крышка которого была украшена фигурой деревянного турка в чалме с длинным пером. Его заводили медным ключом, и он двигал руками, переставляя фигуры. Это диво возили в турне по Европе, развлекались им при дворе, пытались испытать умение самого императора. Но Бонапарт вчистую продул механической игрушке. Впрочем, как и другие партнеры. У турка никто никогда не выигрывал!
Артиллеристы обсели аппарат и выпихнули вперед Жубера – о, он, конечно, умел играть и в шахматы! При этом они хлопали по полированной коробке. Отвешивали ей пинки, когда она, по их мнению, заедала. И очень возмущались, когда турок смахивал с доски съеденные фигуры.
Наконец кукла сожрала ферзя и поставила белым шах и мат. Сама она играла черными. Пешки и ладьи посыпались на пол. Вышел почтенный служитель, чтобы собрать их и поставить на место. Но артиллеристы не позволили ему. Они галдели и оспаривали результаты. Как будто машина могла ошибиться или быть пристрастна!
– Вы жулики! – орал Жубер. – Отдайте мои деньги!
Бенкендорф заметил, что капитан вовсе не положил франки в щель на деревянном боку аппарата. Но происходящее его до крайности развлекало.
– Там внутри человек! – бросил полковник.
– Точно! Точно! – друзья Жубера уже пыхтели и толкали машину. – Проткнем ящик саблями и посмотрим, кто там сидит!
Клинки со звоном выскочили из ножен. Темляки замелькали в воздухе.
– Э! Э! Ребята! Мы не в цирке! – Александр Христофорович встал между артиллеристами и машиной. – Это не ящик Пандоры, и вы не фокусники. Тот, кто там сидит, будет убит.
– И что? – резонно возразили ему.
– Вы не вернете деньги, – Бенкендорф сказал первое же, что пришло ему в голову. Но слова подействовали. – Давайте взломаем крышку и посмотрим на этого субъекта.
Вояки вскрыли крышку, поддев ее теми же саблями, и, пыхтя от натуги, сняли с короба. Внутри оказалась масса маленьких зеркал, под разными углами показывавших доску для игры. А на дне сидел скрюченный, как личинка, человечек, к пальцам которого была привязана дюжина веревочек, управлявших руками турка.
Он был карлик и горбун с невероятно бледным, точно осыпанным мукой, лицом. Щурил глаза, непривычные к свету, и страшно боялся грозной пьяной гомонящей толпы артиллеристов.
– Вылезай, приятель! Доигрался! – Жубер схватил карлика в охапку и вытащил на свет Божий.
– Кто вы? – Бенкендорф помог человечку устроиться на стуле. Ноги того не доходили до полу, и он болтал ими в воздухе, как пятилетний ребенок.
– Мое имя Ля Бурне, я гроссмейстер, – сообщил «турок». – Но теперь не заработать. Правда, при Директории было еще хуже. Не говоря о революции. Вот я и… – Он взмахнул ручками. – А что? Хорошо платят. И я, знаете, не проиграл ни одной партии.
– Если вы отдадите этим славным людям монеты, которые другие простаки сегодня опустили в ящик, думаю, они отпустят вас.
Карлик немедленно полез в карман и безропотно отсчитал артиллеристам двадцать франков.
