– Называйте меня Георгием Алексеевичем.
Женщина кивнула.
– У меня к вам просьба, – сказал он. – Вы не могли бы мне составить компанию? Я хочу выпить, а одному как-то неловко. С подчиненными – тоже. Не подумайте ни о чем дурном. Просто я устал от одиночества. Вы меня понимаете?
– Да нет, не понимаю, Георгий Алексеевич. Попробуй понять вас.
– Вот вы и попробуйте. Не получается… Что ж… – И, не дожидаясь ее ответа, он взял ее под руку и повел в дом.
В настенном шкафчике он нашел чистые рюмки. Хлеб, рыбные консервы, искусственный мед и печенье – в ранце Лещенко.
– Вот, Аксинья Северьяновна, угощайтесь. А вначале давайте выпьем.
– За что же?
– А за то, чтобы все это поскорее закончилось.
– За это выпью, – согласилась она.
Радовский выпил одним махом. Положил на хлеб несколько кусочков сардин и протянул Аксинье Северьяновне.
– Я рад, что нашел с вами общий язык, – сказал он, когда она с благодарностью взяла хлеб с сардинами.
Как хорошо, думал он, ощущая действие коньяка, как хорошо… Оказывается, это счастье – сидеть в более-менее опрятной избе среди болот, в компании пожилой женщины из местных, бывшего председателя колхоза, пить коньяк «Jaegerbranntwein»[13], слушать ее рассказы о здешнем житье-бытье и ни о чем не думать. Это что, прощание с родиной? Чужая жизнь – на что она? Свою я выпью ли до дна?
Через час за окном мелькнула голова Лещенко.
Радовский встретил его на крыльце и по лицу ординарца понял, что в лесу что-то произошло.
– Что?
– В квадрате шесть ничего не нашли, – начал Лещенко. Но, как всегда, начал не с того, что и сам считал главным. В глазах стыло напряжение.
– Что еще?
– Сакович пропал. Никаких следов. Как в воду канул.
Вот и потери начались, подумал он. В воду канул… Хорошо, если Сакович действительно всего лишь по неосторожности утонул. Но если дозор возле Чернавичей сняли? Если так, то, значит, разведгруппа Советов, или группа поиска, бродит и в квадрате шесть. Довольно глубоко. И у них, по всей вероятности, более точные данные. Ведь мог пилот перед падением выйти на связь и передать свои координаты. А мог и вовсе уйти через линию фронта и теперь привел разведгруппу к месту падения своего самолета, чтобы демонтировать те приборы и вооружение, за которыми прибыли сюда из Германии люди Брукманна и сам Oberstleutnant.
Саковича он знал хорошо. Доверял ему то, чего другому никогда бы не доверил. Хотя до конца не доверял никому. Но Сакович был одним из самых надежных и способных его курсантов и на него можно было положиться вполне. В абвергруппу он пришел не потому, что хотел избавиться от ужаса концлагеря. Когда они встретились, концлагерь у Саковича был уже позади. Ненависть к большевикам, к их власти – вот что привело того в боевую группу Радовского. Таких людей он ценил. Такие попадались Радовскому редко. И быстро исчезали. Как это ни парадоксально. Потому что именно их приходилось посылать на самые трудные операции.
Еще через полчаса вернулась очередная группа. Старший доложил:
– В квадрате семь ни самолета, ни его следов нет. Обнаружена землянка, в которой недавно кто-то побывал. Отрыта, похоже, местными.
– Местными? Зачем местным землянка?
– На всякий случай. От каминцев прятаться. На хуторе девчата молодые… Похоже, что они и копали. Без понятия. Накатник слабенький – доски. И лаз прямой. Следов вроде никаких. Но лапник свежий. Как будто кто-то ночевал.
– Пойдем, покажи на карте, где это. – И Радовский тут же подумал, что Аксинья Северьяновна наверняка знает, что это за похоронка, кем и для какой надобности отрыта.
Глава пятнадцатая
Калюжному еще раз пришлось идти на хутор. Чтобы везти раненого, нужна была лошадь. Но спустя некоторое время он вернулся с пустыми руками.
– Не дала! – зло сказал Калюжный и бросил к ногам кусок грубой самотканой материи. – Вот все, чем разжился. Надо делать носилки. А коня не дала.
– Ты что, с бабой не мог договориться, – упрекнул его фельдшер Екименков.
– Договорись с ней, попробуй! Сразу чужим стал…
– Ну, не дала, так не дала, – подмигнул Калюжному Кондратий Герасимович. – Или тебе что, в первый раз баба отказала?
В овраге они выбрали подходящие орешины, быстро вырезали палки и закрепили на них кусок холста. Затем постелили шинель. Носилки получились удобными, легкими.
Раненого несли в две смены. Торопились успеть в назначенное место к назначенному времени.
Воронцов успел расспросить Калюжного о хозяйке.
– Так не она хозяйка, – сказал стрелок. – Это ее племянница. Беженка из-под Жиздры. Мы с ней в один день тут появились. Вернее так: она меня из лесу раненого приволокла. На хутор.
– Как ее зовут?
– А будто ты не знаешь, – ответил Калюжный.
Они некоторое время шли молча. Снова побрели протокой. Прежде чем ступить, нужно было осторожно потрогать ногой грунт. Впереди шел Кондратий Герасимович и ощупывал дно березовым шестом.
Носилки несли Калюжный и Воронцов. Капитан оказался ношей нелегкой, и менялись они часто. Калюжный оглянулся раз-другой, и Воронцов почувствовал, что тому хочется что-то сказать. И, чтобы помочь напарнику осилить томившие его мысли, спросил:
– Где ж вас сбили?
– А где нас сбивают… В небе! А дело было такое… В поле перед Омельяновичами, километров двенадцать отсюда, прихватили мы их колонну. Танки, бронетранспортеры, бензовозы, грузовики. Хорошая была колонна. И работа получилась хорошая. Ребята за нее наверняка несколько орденов получили. Атаковали четверками. Первая четверка сразу подожгла несколько танков в голове колонны. Сзади тоже. Заперли мы их. Кругом – поле. Некуда бежать. Зенитки тоже подавили с первой атаки. И – пошли разделывать! Только потом разглядели, что внизу две колонны, а не одна. Навстречу беженцы двигались. Как раз в поле и сошлись. Вот я ее, Лиду с дитем, в том поле и бомбил. Уже почти разгрузились, когда на нас сверху, от солнца, свалились «мессеры». Срубили нас сразу. С первой же атаки. Видать, опытный немец попался. Лихо атаковал. Рискованно. Помню, над головой колпак разлетелся, а больше ничего. Командир, видать, сажать пытался. Поэтому и не взорвались. А Лиду мы сверху наблюдали. И всю ее деревню. Гражданский обоз вел Лидин дядя. Когда увидел нас, сразу сообразил, что сейчас будет, отвязал заводного коня, посадил ее, девочку – в руки, и приказал ей гнать что есть силы в лес. В лесу пряталась. Так и спаслась. Дядя, считай, спас. А потом и мы недалеко упали. Вот так и познакомились.
Воронцов слушал рассказ Калюжного и вспоминал, как выхаживали на мельнице его. Как потом жил у Лиды. Как помогала она ему бежать. Как пришла она к нему на заброшенную усадьбу, как принесла его курсантскую шинель и котомку с едой в дорогу.
