– Я всегда хотел быть фермером, – сказал Марк.
Я точно не помню, когда состоялся этот разговор. Кажется, в одну из тех ужасных ночей незадолго до приезда сестер.
– Знаю. А я все время тебе мешала.
– Такова цена, которую я заплатил, чтобы мы были вместе, – излишне быстро ответил на мое замечание Марк.
А потом появилась сестра Амалия.
Настало воскресенье. Я ждала прихода Хью с новостями о Марке, Энджи и сестрах. Я не находила себе места, ожидая его прихода. Чтобы как-то занять себя, прибиралась на кухне. Когда я услышала его шаги, то трижды постучала по деревянной сушилке, чтобы новости были хорошими. Потом я пригласила священника войти.
Начал он с извинений:
– Простите, что я сегодня пришел позже. Вы, должно быть, следили за часами, а стрелки двигались на удивление медленно.
Преподобный появился позже обычного потому, что к нему на несколько дней приехала дочь. Он говорил, что очень торопился. Так оно и было. С каждым его приходом я замечала, что ему все труднее и труднее дышать. Солнце не освещало заднюю стену дома, где мы с ним привыкли сидеть на свежем воздухе. День выдался облачным, хмурым, поэтому мы решили остаться в доме. Я вынесла священнику табурет, на который он мог положить свою опухшую ногу.
– Дочь довезла меня до ворот, а затем начала заговаривать мне зубы. Оказывается, в Ленфорде сейчас происходят массовые беспорядки. Такое чувство, что она мне не доверяет. Будто бы я могу разбить окна в банке или учинить погром на общественной автостоянке.
– Рада, что вы благополучно сюда добрались.
То, что я не настроена на пустую болтовню, сразу бросалось в глаза, поэтому, как только Хью убедился, что Третий ушел, он сразу же перешел к делу:
– Из-за Ленфорда и моей дочери мне не удалось ничего выяснить о вашей семье… Простите… Мне нечем вас порадовать.
– Вообще ничего не узнали?
– Боюсь, о них нет никаких вестей.
Сославшись на то, что надо принести ему стакан воды, я вышла из гостиной. Однако на самом деле разочарование было настолько сильным, что мне с трудом удавалось идти не шатаясь. Возвращаться к Хью не было смысла.
– Это не значит, что к следующему моему визиту к вам у меня не появится обнадеживающих вестей, – через открытую дверь долетел его голос. – А теперь вернитесь и присядьте рядом. Мне надо вам кое-что сказать.
В социальных условностях нужды не было. Я вполне могла повести себя крайне невежливо, хлопнуть дверью и уйти предаваться унынию к себе наверх, но вежливость, как ни странно, взяла верх.
– Вы не передумали? – спросил священник.
– О чем я должна передумать?
Стакан с водой я поставила на маленький столик рядом с креслом, в котором сидел священник.
– О работе на земле, вернее, о том, чтобы не работать, – поправил он себя.
Нет, не передумала. Я оставалась верна трем обещаниям, которые дала сама себе после того, как меня сюда привезли. Результатом этого стало то, что маленький мирок, который мне оставили, теперь захлестнуло настоящее буйство природы.
– А почему вы спрашиваете?
– Я заметил небольшое поле в конце фруктового сада.
Я там уже давно не бывала. В последний раз, когда я туда наведывалась, крапива слишком разрослась, а на земле валялись осколки битого стекла. Красивый вид с поля больше не открывался, а сейчас моя душа нуждалась в небе и ощущении бескрайних просторов.
– Кто-то прополол старые грядки у разрушенной теплицы, взрыхлил землю и, судя по всему, что-то там посеял.
Я изменилась в лице.
– Вы не знали об этом?
Я отрицательно покачала головой.
Небольшое, в сущности, дельце, совсем не похожее на упорядоченное нарушение моих прав собственности, организованное департаментом на верхних полях, где они насадили свои экспериментальные растения. Я вслух удивилась тому, кто бы это мог сделать.
– Более осмысленным было бы спросить, почему находятся люди, которые от такого могут отказаться добровольно, – возразил Хью. – Почему вы отказываетесь работать на земле, которую любите? Трудно поверить, что вы, пожертвовав всем ради Велла, своей жизнью, своим браком и своей свободой, теперь допускаете, чтобы все здесь рушилось.
– Я предпочла бы не касаться этого вопроса. – Произнося эти слова, я понимала, что говорю, словно капризный ребенок.
Не буду. Не хочу. Не могу. Не стану. Это скучно. Почему я должна? Последнюю фразу я озвучила:
– Почему я должна?
Хью прикрыл глаза, вытащил из полиэтиленового пакета Библию и протянул ее мне. Он выглядел очень старым. Голова его подрагивала. Плечи сгорбились.
– С вами все в порядке, Хью?
Священник приподнял веки.
– Все хорошо, Рут, – сказал он, – но я за вас волнуюсь. Мне кажется, что-то меняется в этом месте, хотя, даже если бы от этого зависела моя жизнь, я не смог бы сказать, что же именно.
Я его заверила, что неплохо поладила с охраной. Бог свидетель! Я не собиралась исповедоваться в том, что произошло между мной и Мальчишкой, хотя мне очень хотелось с кем-то об этом поговорить. Теперь я по ночам лучше спала, а просыпалась по утрам. Кажется, я даже поправилась. По крайней мере, джинсы плотнее облегали мои бедра. Пока я говорила, я выдергивала нитки, распарывая шов на диванной подушке только ради того, чтобы чем-то занять руки.
– Почему вы так волнуетесь? – спросила я.
– Меня тревожат принимаемые вами решения.
Я выдернула последнюю нитку. Набивка вывалилась из диванной подушки.
– Я рада, что вы признаете за мной право выбора. Я всегда думала, что ваш Бог предпочитает выбирать сам, а не позволять выбирать другим.
– Это потому, Рут, что вам казалось, будто бы вы избранная? Некоторое время вы верили в то, что являетесь одной из избранных…
Дергать… дергать… дергать конец нитки.
– Не я, а другие верили в это. Амалия и сестры выбрали меня на роль избранной, если вам уж хочется это так называть. Но они ошибались. Мы все ошибались.
– Но дождь шел. Этого отрицать не стоит. И дождь все еще идет над этой землей.
Хью отхлебнул воды. Рука священника дрожала, пока он подносил стакан к губам.
– Ну… Я бы предпочла, чтобы этот чертов дождь больше здесь не шел.
– Постарайтесь понять, что для остальных людей в стране значит то обстоятельство, что над Веллом до сих пор идут дожди. Вы не понимаете, как живется за пределами вашего мирка, Рут. Люди отчаянно борются за свое существование. Подумайте только о цене за банку консервированного супа! Подумайте, как трудно прокормиться женщине с маленькими детьми! Подумайте о старике, который собирает последние пенни, чтобы накормить волнистого попугайчика, ставшего ему другом. А здесь дождь не просто моросит, он льет как из ведра. Даже само по себе это, Рут, делает Велл местом благословенным. Эта вода благословенна, как бы вы к ней ни относились. – Он перевел взгляд на стакан. – И эта земля благословенна.
