Алессандро полной грудью вдохнул ночной воздух и задрал голову к небу. По черному бархату ночи вдруг рассыпалась гроздь сверкающих бриллиантов. Мужчина тихо засмеялся. Он успел загадать желание, значит, оно сбудется!
***
Они завтракали на террасе, впрочем, еда их обоих мало интересовала. Гораздо интереснее было прикасаться, целовать, просто смотреть друг на друга…
— Почему ты такой тихий? Думаешь о сделке?
— Да нет. Насчет этого я как-то уже спокоен.
— Продаст?
— Продаст, куда денется. Я думаю о… нас с тобой.
— Я тоже.
— Почему ты за меня вышла?
Джуди насмешливо прищурилась, в черных глазах заплясали чертики.
— Ты сам сказал. Отличный секс, платиновая кредитка без ограничений — что еще нужно девушке?
— Верно. Ничего. Правда, с платиновой кредитки за три месяца не ушло ни единого цента… Не так ли?
— Ты же сам меня обвинял…
— Я провожу расследование. Получаю факты. Делаю выводы. Это — первый.
У нее в глазах мелькнул испуг, и Алессандро поспешно отвернулся. Он знал, чего она боится, и не хотел этого видеть. Им все равно придется говорить о ребенке, но пусть это случится позже, когда приедет Серж.
— Сандро, ты слишком серьезен. Послушай, мы оба признали, что ошибались, нас многое объединило, и пусть наш брак распался, но мы.
— Почему распался?
— Как? Потому что ты даешь мне развод, разумеется!
— А зачем нам развод?
— Ты обещал!
— Да, это я помню. Но я спрашиваю себя — неужели это именно тот гонорар, которого она хочет?
Джуди опустила голову и тихо сказала:
— Да.
— Почему?
— Ты меня не любишь.
— Чего?!
— Не любил. И не любишь. Это просто прекрасный секс, но…
— Все-таки ты дура.
— Что-о?!
— Ты — дура, а я — круглый идиот.
— Почему?!
— Потому что я так и не сказал, а ты так и не догадалась сама.
— Да про что ты говоришь?
— Про то, что я тебя люблю, Джу. Больше жизни. И, пожалуй, даже больше… нет, как этот остров.
— Сандро…
— А ты?
Она твердо и смело взглянула на него и сказала:
— Только тебя. Всегда, всю жизнь.
11
Это были три дня безудержного, неукротимого счастья. Джуди и Алессандро упивались друг другом, своей любовью, полной изоляцией на острове — и странным предчувствием серьезных событий. Возможно, последнее приходило обоим в голову потому, что за эти восемь лет они отвыкли от счастья и теперь остро чувствовали приближение того, что могло этому счастью помешать.
Лана Дукатти, как ни странно, не показывалась им на глаза. В первый же день на пляже Джуди подняла голову и увидела высоко наверху, на террасе дома Спардзано высокую стройную фигуру в чем-то алом и развевающемся. Джуди ничего не сказала, но после обеда Алессандро увел ее на другой пляж.
Они плескались в бирюзовых волнах, барахтались на белоснежном песке, хохотали, пили шампанское, снова лезли в море — а потом любили друг друга в волнах прибоя. Ни единого человека не было вокруг, вся вселенная состояла только из них двоих.
Алессандро был ненасытен и неутомим, но Джуди ни в чем ему не уступала. Она брала реванш за восемь лет. И все же мысль о том, что очень скоро все это может кончиться, подтачивала ее душу.
Маленький кусочек картона, который Алессандро швырнул ей в лицо во время ссоры в день приезда, покоился на самом дне ее чемодана, завернутый в чистый платок. Джуди не могла заговорить о Лизе, уже почти не могла и молчать, однако Алессандро склонялся над ней, теплые губы настойчиво приникали к ее губам, сильные руки смыкались вокруг ее тела — и она обессилено думала: еще немного. Еще совсем чуть-чуть, а потом придет время и для разговоров, и для выяснений. На самом деле она просто трусила. Помня его первую реакцию, она боялась ее повторения. Если она не ошиблась и он не собирается примиряться с существованием Лизы — тогда надо уходить. Сделать это на острове крайне затруднительно, здесь просто негде прятаться, поэтому все разговоры на эту тему нужно отложить до лучших времен. Хотя вряд ли их можно считать лучшими.
К пятнице напряжение достигло критической отметки. Казалось, даже природа вокруг что-то чувствует — жара стала нестерпимой, птицы умолкли, солнце белым раскаленным шаром яростно выжигало все вокруг. Джуди нервничала, а Алессандро мрачнел и постепенно приходил в какое-то странное состояние духа…
Все слова таили в себе второй смысл. Прикосновения обжигали. Желание переполняло обоих, бурлило черным пламенем в крови, туманило мозг. Когда стало невозможно находиться даже у бассейна, они пошли в дом.
Едва войдя в прохладный холл, Алессандро набросился на Джуди, словно изголодавшийся зверь. Его губы не просили — требовали и брали свое. Он молча и страшно срывал с нее одежду, а она со стоном изгибалась в его руках, возбужденная до такой степени, что не могла даже рукой шевельнуть в ответ.
В результате через несколько секунд Джуди осталась совершенно обнаженной, и Алессандро с глухим рычанием склонился над ней. Холодный мрамор почти обжигал, Джуди ежилась, а потом вскрикнула, почувствовав, как руки Алессандро властно раздвигают ее бедра…
— Люблю, когда женщина готова от первого же прикосновения.
У нее просто не было времени обдумать эти слова, найти в них тайный смысл и уж тем более обидеться на них. Мужчина стремительно освободился от излишков одежды и рухнул на нее, войдя в нее резко, почти грубо.
Она и впрямь была готова к этому и потому боли не почувствовала, только наслаждение, только темный бесстыдный восторг, только желание отдаваться еще и еще. Они катались по полу, рыча и взвизгивая, словно дикие звери, и когда первые волны оргазма сотрясли их тела, они только ускорили свои лихорадочные движения. Было уже непонятно, кто кому отдается, кто кого насилует — и мужчина, и женщина хотели этого с одинаковой страстью.
Потолок отразил двойной крик, а потом они затихли, обессиленные, опустошенные, беспомощные, намертво спаянные одним объятием — и бесконечно далекие друг от друга. Что-то треснуло во Вселенной, и время утекало в трещину зыбучим песком. Ничего не изменилось — и все стало иным.
— Мы опять не добрались до спальни…
— Да ну ее!
— На мраморе не слишком удобно.
— А мне понравилось. Интересно, осталось ли в этом доме такое место, где мы НЕ занимались любовью?
— Сексом.
— Любовью, Джу. Секс — это техника.
