— И спит ли обнаженная?
— Они действительно спрашивали тебя об этом? Бедняжка. Они писали о тебе всю эту ерунду.
— О нас, — поправила она его. — Мы теперь занимаем на страницах газет места больше, чем когда-либо. Ты теперь мой близкий друг.
— Да! Неужели ты не понимаешь? Они пишут о нас потому, что видят нас. Если мы могли бы стать невидимыми, если бы могли исчезнуть…
— Именно поэтому я и была вчера в форменной одежде.
— Но это было неверной маскировкой. Следуя моему плану, мы исчезнем, и с сумасшедшими преследованиями будет покончено. Они умрут, как умирает огонь, когда нет топлива. Для прессы ты будешь недосягаема.
— Я не знаю, дорогой. Элвис годами был недосягаем, но до сих пор появляются всякие рассказы о нем.
— Да, но разыскать его они не могут. Карен закатила глаза и застонала. Он невинно усмехнулся.
— Эрик, все, что ты говоришь, слишком хорошо для того, чтобы быть правдой. И как ты собираешься сделать меня невидимой?
Он взял ее за подбородок.
— Я ругаю себя за то, что опубликовал все те фотографии, где ты в ковбойской одежде.
— Это не твоя вина. Ты снимал для заказчиков. И кроме того, я никогда не носила индийской одежды.
— Вот именно! В городе люди ожидают видеть тебя одетой как типичную нью-йоркскую модель, потому что ты всегда так одета. Но теперь… — Он указал на плоскую коробку. — Теперь ты будешь одета, как индианка.
У нее стали влажными ладони. Она крепко сжала руки.
— Я не могу выйти в сари. Я просто не могу. Я буду выделяться.
— Ерунда! На Манхеттене десятки тысяч индианок. Разве ты не видишь? Это именно тот костюм, в котором тебя никто не ожидает увидеть.
— Но Эрик… — Эрик был ее опорой. Эрик был ее спасением. Как сказать ему, что она скорее умрет, чем выйдет в люди в сари?
— Я принес тебе три сари, — гордо сообщил он и почесал свою верхнюю губу. — Вечером выходим в город.
Ее сердце упало.
— Куда?
Он скрестил руки и хитро подмигнул ей.
— Это мой секрет. Одевайся. У задней двери нас ждет такси.
— Куда мы едем? — нервно спросила она, поправляя складки на сари. Такси направлялось на юг на Лексингтон-авеню.
Эрик гордился собой, был самодоволен от возбуждения.
— Там, где ты будешь похожа на всех остальных, никто тебя не заметит, и мы сможем отдохнуть и повеселиться, как все обыкновенные люди.
Карен знала, что такого места нет. Она осмотрелась вокруг. Они ехали по Сорок четвертой улице, потом въехали на Юнайтед Нейшнз Плаза, где, увидев флаги перед зданием Секретариата, Карен попыталась угадать.
— Мы ведь не туда собираемся, правда? Скажи мне, что нет.
Он рассмеялся, наблюдая ее изумление.
— Нет, но в ресторан поблизости. Она откинулась назад, пока он расплачивался с водителем, не желая покидать свое убежище в такси. Ей не хотелось доводить все это до конца, но она не видела выхода, разве что изобразить приступ, но едва ли это будет правдоподобно. Эрик, казалось, был доволен собой чрезвычайно. Его проделка вызывала у него восторг и трепет конспирации. Он, наверное, думает, что он Ким Киплинг, подумала она. Она была испугана. У нее схватывало желудок.
— Пойдем, — сказал Эрик, протягивая руку в такси, чтобы помочь ей выйти. Ее рука дрожала.
— Не бойся, — мягко сказал он.
Карен оглядела зал ресторана, борясь с желанием спрятаться за широкой спиной своего друга. Она насчитала восемь индианок в сари и трех японок в кимоно. Тут были мужчины в тюрбанах и бурнусах и даже в кафтанах. Она вся напряглась. Как возможно выдержать испытание рядом с настоящими индианками? Настоящие индианки зальются смехом, они будут хихикать за их спиной и подталкивать своих мужей. На негнущихся ногах Карен прошла к столику, слыша лишь бормотание на различных языках. Она обессиленно опустилась на стул, чувствуя себя так, как будто прошла сотню миль.
— Вот видишь? — сказал Эрик. — Здесь ты всего лишь еще одно хорошенькое лицо. Еще одно яйцо, — добавил он, смеясь.
Напряжение у нее внутри постепенно исчезло. Обед прошел как в волшебном тумане. Никогда раньше она не чувствовала себя ближе к нему, она его обожала. Ей нравилось его самообладание, его уверенность в себе. Но ресторан постепенно пустел, а ей не хотелось испытывать удачу. Карен обреченно простонала, когда он заказал к кофе бренди. Это означало по крайней мере еще тридцать минут. Но наблюдая, как он смакует бренди, она потеряла чувство времени. Она думала, как она любит форму его рук — у него такая большая широкая ладонь, а пальцы сильные и в то же время такие нежные. Ей нравилось, как выступает его подбородок и как приподняты кверху уголки его рта, скрытые сейчас рыжими усами, а когда он не мог удержаться от того, чтобы почесать края, она улыбалась и думала, как он ей дорог.
Эрик прихлебывал бренди и качал головой.
— Не понимаю страсти этой страны к назойливости. Откуда у этих людей такое желание знать все о других? И почему очень многие здесь так охотно раскрывают себя? Почему все так жадны до лести и почему поклонники так безумны в своем обожании, так готовы любить своих кумиров?
— Не знаю.
— Ты просто модель, которая выполняет свою работу. Зачем же так настойчиво вмешиваться в твою частную жизнь? Нашу частную жизнь. Такого никогда бы не случилось в Дании.
— Я и не пытаюсь понять это. Все это так мелко и незначительно. Мы просто самые обыкновенные люди.
Он допил бренди.
— Ты готова?
— Да! Это был чудесный вечер, дорогой! Хотелось бы, чтобы он длился вечно. Улыбаясь, он взял ее руку.
— Я сделаю все, чтобы он продолжался. Он прижал ее пальцы к своим губам.
— Пообещай мне, что ты избавишься от этой щетины над губой.
Он обвел глазами зал.
— Это лишь для окружающих.
Внезапно ее страх от того, что она находится в этом ресторане, сменился страхом от того, что ей придется его покинуть.
— Не могли бы мы остаться здесь еще ненадолго? — Она сказала это очень обычно, но он умел читать ее мысли.
— Ты боишься уйти? Боишься, что тебя поджидают фотографы?
— Думаю, да. Так чудесно быть невидимкой.
— Пойдем. — Эрик встал. Казалось, он сумел подзадорить ее.
Карен позволила ему поднять себя на ноги.
— Если на улице есть фотографы, мы их одурачим. Дураки заслуживают того, чтобы их обманывали.
Карен схватила его за руку, прежде чем выйти из двери, но даже тогда она чувствовала себя как маленькое и напуганное существо, которое выглядывает из своей норки, чтобы понюхать воздух и понять, нет ли поблизости хищников. Она стояла замерзшая, пытаясь совладать с собой, принюхиваясь к Восточной Реке.
