— Можно и я с вами? — встрепенулась я и тут же срезвостью молодой козочки вскочила с банкетки.
— Нельзя. А вы, — он обратился к остальнымлюбопытствующим. — Расходитесь. Нечего вам здесь делать.
Народ пороптал, но, гонимый начальственным взглядомГеркулесова, вынужден был ретироваться. В фойе остались только мы: следователь,подозреваемый, свидетельница и труп, труп, оказывается, прикрытый, причемприкрытый скатертью из нашей комнаты.
— Как вы здесь оказались так скоро? — спросила я уГеркулесова.
— Случайно, мимо проезжал, решил проверить, как тут увас, — буркнул он. Потом подошел к трупу, отогнул край скатерки, мелькомглянул, передернулся и спросил у меня. — Все тоже самое?
— Да. Мертвая, с раной в животе. Только эта неуборщица, а вахтерша.
— Кто ее так? — впервые подал голос несчастныйБлохин.
Геркулесов пристально посмотрел на подозреваемого, потомсочувственно спросил:
— И кто же вас так не любит, гражданин Блохин? Кто васс таким упорством подставляет?
— Не знаю, — всхлипнул, вновь разнюнившийся Лева.
— Вы во сколько на работу-то пришли?
— Я и не уходи-и-ил, — заныл Блохин. — Язаработался, а когда на часы глянул, оказалось, что уже 12, а в это времятрамваи уже не ходят, а живу я на другом конце города, и мне лучше было вообщедомой не ходить.
— То есть вы хотите сказать, что ни единая душа в НИИне знала, что ночь вы провели здесь.
— Ни единая, клянусь. Даже Суля и Паня. Я вместе совсеми вышел, а уже по дороге решил вернуться, я же день пропустил, у меняработы накопилось, знаете сколько!
— Фатальное невезение! — хмыкнул Геркулесов.
— Чего?
— Не везет, говорю, вам по страшному. Один раз маньяквас подставил, так вы во второй раз сами подставились.
По отвисшей нижней губе Блохина, я поняла, что он опятьсейчас завоет, по этому быстренько взяла его за локоток и подтолкнула кграфину, стоящему на столике рядом с вахтой и посоветовала:
— Хлебни водицы, Левушка, полегчает.
Он благодарно кивнул и поплелся к источнику живительнойвлаги.
А Геркулесов, между тем, уже трепался с кем-то по сотовому.
— Выехала, говорите? Я уже 10 минут здесь, а что-то не…Ну лады, жду, — увидев мой пристальный взгляд, он пояснил. — Вызвалкриминалистов, а что-то никого. Долгонько добираются.
— А вы, значит, теперь каждое утро будите наспроведывать?
— Буду, — успокоил меня Коленька. — А воттеперь вы мне скажите, кому на хвост наступили?
— Я? Наступила на хвост? Да с чего вы взяли?
— А вам не кажется, что он трупы специально на вашемпути разбрасывает?
— Не кажется, — уверенно ответила я. — Развеон мог знать, что именно я первой войду в институт, — тут я осеклась —знать он мог, любой из нашего отдела был в курсе моей пунктуальности. Подумав,я продолжила, уже увереннее. — А первые два случая. Кто же могпредположить, что я…
— Да, да, да. О том, что вы попретесь на помойку, немог догадаться ни один, даже самый извращенно мыслящий, психопат.
— Вот видите, — мило улыбнулась я, хотяГеркулесов, наверняка, ждал от меня взрыва негодования.
— Значит, в этой богодельне не везет не только Блохину,но и вам.
Я развела руками, типа, что поделаешь, не все такиевезунчики, как ты. Геркулесов хмыкнул и заторопился к входной двери, емупоказалось, что к крыльцу подъехала машина.
— Ваши прикатили? — вежливо осведомилась я, решивбольше с ним не цапаться.
— Вроде, нет. Обычная «газель» притормозила. И что онине едут? Как всегда бензина что ли нет, — начал кипятиться Геркулесов.
— Да приедут, не волнуйтесь. Труп-то никуда не денется.
Но Геркулесов волновался. Он нервно ходил по фойе, сцепивруки за спиной, и чем-то напряженно размышлял.
Я до поры не лезла, решив дать возможность Геркулесовскимизвилинам поработать на полную мощь. Коровин тоже не мешал, тихо и печально онсидел на банкетке, держал в руках стакан с водой, вздыхал и охал.
— А извне никто не мог проникнуть? — ни с того, нис сего спросил Геркулесов, затормозив прямо передо мной.
— Вы ограждение видели? Там два метра цемента, а поверху ток проходит. Кто через такое проникнет?
— Может, через окна на 1-ом этаже?
— На всех решетки, — разочаровала я. —Значит, вы думаете, что…
— Я ничего не думаю, просто рассматриваю всеверсии. — Он устало протер глаза. — Мне ваш убийца покоя не дает. Этож надо быть столь расчетливым и осторожным. Эх, такую бы энергию, да в мирныхцелях.
— Да! — протянула я и поймала себя на какой-тосмутной догадке. Что же мне не давало покоя все эти минуты. Что? И тут меняосенило. — А вдруг это диспетчер? Ведь он тоже мог, вернее она.
— Что уже не так уверены, что это мужчина?
— По-прежнему, уверена, но уже не на 100 %. Может, онасвихнулась на почве… Ну не знаю… — Тут я ляпнула о наболевшем. — Онастарая дева, бездетная и одинокая, на этом и двинулась. По этому все остальныеженщины вызывают у нее чувство зависти и отвращения.
— Мне тоже в голову приходила эта мысль, —радостно сообщил мне Геркулесов. —Но. В дни убийств дежурили разныеженщины. А заговор лесбиянок-мизантропок мне в голову не приходил.
— Не ерничайте, вам это не идет.
— Не буду, — послушно согласился Геркулесов, послечего встрепенулся и бросился к дверям. — Ну, наконец-то, приехали!
Увидев, как к крыльцу подкатил ментовский «козелок», япосчитала нужным убраться. Пусть без меня разбираются.
Оказавшись в комнате, я была взята в плотное кольцо.Окружили меня не только коллеги-подружки, но и почти незнакомые дамы, которые,оказывается все это время подкарауливали меня в нашей комнате. Я что-то имплела про тайну следствия и обязательства их не выдавать, лишь бы они непоняли, что я на самом деле ничегошеньки не знаю. Тетки мне не поверили, но и омоей неосведомленности не догадались — решили, что я себе цену набиваю. И ушлинемного обиженные. Ну, как пожелаете!
К обеду меня вызвали на допрос. Прошел он быстро инеинтересно. Допрашивал меня незнакомый опер, старый и скучный. Задал нескольковопросов, ответы записал, моего мнения не спросил и даже не поспорил.
Выйдя из кабинета, я отправилась на поиски Геркулесова, онхоть и злючка, но все же свой человек, глядишь, болтнет что-нибудь лишнее.Пробегала я по этажам полчаса, не меньше, но искомого не нашла. В последнемкабинете, 46-ом, где обитал главный институтский бабник, а по совместительствуинструктор по физкультуре (Только не спрашивайте, зачем он нам — не отвечу,сама не знаю) Антон Симаков. Антону было уже за 50, но был он еще очень даженичего, не смотря на нехватку нескольких зубов и переизбыток жировых отложенийна талии. Симаков, любопытный, как подъездная бабушка, и вездесущий, как Чип иДейл вместе взятые, ввел меня в курс дела:
