На мгновение она лишилась дара речи.
— Я… я не знаю, что сказать, — наконец проговорила Дэни, слезла со стула, когда поняла, что ноги не держат ее. Опустилась на сиденье и закрыла глаза.
— Скажи «да».
— Это не так легко, — возразила она, потом закусила губу. Совсем не легко. Она даже не знала точно, почему колеблется. Она любила Джоша, а он только что попросил ее выйти за него замуж. Мечта становилась явью. Вот почему.
Потому что это была ее мечта, а не его. Она слишком сильно любила Джоша, чтобы вдруг ее мечта стала его кошмаром. И он ничего не сказал о том, что любит ее, осознала она. Он сказал, что чувствует ответственность.
Что ж, тогда ее решение будет простым.
Даже примитивным.
Она должна уехать. Сейчас, пока ее мечты и сердце не уговорят ее не обращать внимания на факты. Она не хотела, не могла себе позволить еще один брак, основанный на фантазии и надежде. Знала, что результатом будет разбитое сердце.
И это было бы несправедливо по отношению к Джошу.
После перенесенной им обиды он должен был иметь возможность найти любимую женщину, создать свою собственную семью. Слезы навернулись на глаза при мысли о Джоше, окруженном светловолосыми, голубоглазыми ребятишками.
— Что же тут трудного? — изумился он.
Трудно отказаться от тебя. Попрощаться с самой дорогой своей мечтой. Не проговориться, что люблю тебя.
Джош, сделал каменное лицо и нахмурился. Потом, конечно, он будет уверять, что любит ее, просто забыл сказать об этом.
И будет ходить на цыпочках вокруг нее в последующие сорок или пятьдесят лет, относясь к ней с осторожным уважением и учтивостью, все время умирая внутри, как растение, пытающееся жить без солнечного света и воды.
Она не могла позволить, чтобы ее нежный воин умер медленной, иссушающей смертью…
— Я не могу этого сделать, — быстро произнесла она, пока ее эгоистическое сердце не поступило по-своему и не сказало «да!».
— Почему?
— Она не могла вступать в спор, потому что уже ощущала, что готова сдаться. Еще хотя бы пять минут искушения, и она обречет Джоша на целую жизнь под давлением. Да, она удовлетворит его в постели — их взрывные поцелуи подтверждали это, — создаст ему дом и с радостью будет растить его детей, но… Она хотела от него больше, чем он мог дать.
И он чувствовал это.
Нет, так не годится. И на детей тоже будет плохо действовать такая атмосфера.
Поэтому быстро руби концы.
— Потому что у меня своя жизнь, Джош. — Она вздернула подбородок и постаралась сделать уверенный вид. — Замужество не входит в мои планы… по крайней мере, сейчас. — Тряпка.
— Ну, именно сейчас оно и нужно тебе, — огрызнулся он. — Если твои родственники знают, где я работаю, они знают, и где я живу, поэтому тебе лучше…
— Лучше уехать, — закончила Дэни, потом закрыла глаза, чтобы скрыть боль, которая разрывала ей сердце, и произнесла самые трудные в жизни три слова: — Я уеду сегодня. — Прозвучало, как приговор, хоть она и знала, что не умрет. Не имеет права.
Ей надо растить ребенка. Одной.
— Нет! Ты не должна! — Джош огляделся, судорожно соображая. Он знал, что не вернет ее, если сейчас позволит ей уехать. Он должен задержать ее, пока что-нибудь не придумает. Более весомый аргумент. Еще какие-нибудь средства. Что-нибудь.
— Я должна.
Он не успел придумать, как удержать ее, пока у него снова заработает голова, и вдруг зазвонил телефон.
— Жди здесь, — приказал Джош и побежал вниз, чтобы взять трубку. — Что? — Зарычал он.
— Остынь, Уокер, — посоветовала Марлетта. — Извини за беспокойство, но тебя ждут в суде по делу Рейнгольда, сейчас, — объявила Марлетта. — Он готов решить дело.
— Проклятый деспот!
— Еще не обручился? — спросила Марлетта.
— Даже еще не приблизился к этому.
— Значит, еще не подошло время, — протянула секретарша. — Удачи тебе, но шевелись. Ты ведь знаешь Рейнгольда.
Ворчливо согласившись, Джош повесил трубку.
— Мне надо идти. Я должен быть в суде через десять минут, — сообщил он Дэни, которая спустилась за ним. — Никуда не уходи, пока я не вернусь, — приказал он по дороге к двери. — Я хочу сказать, пожалуйста. Мы что-нибудь придумаем, хорошо?
И убежал, не дожидаясь ответа. В какое-то мгновение Дэни подумала, что умрет от разрывавших ее наплывов желания и горя. Но услышала, как Майкл хнычет во дворике, напоминая, что ей нельзя расклеиваться из-за того, что любимый ею мужчина сделал предложение, но… не любит ее.
Проснулся материнский инстинкт, а вслед за ним стремление к выживанию: пока Дэни кормила Майкла, в ней поднималась злость.
Неужели Джош действительно думает, что она будет сидеть здесь и ждать, пока он вернется и «что-нибудь» придумает? Глупец.
Но она будет еще глупее, если так поступит.
Итак, подержав сына, чтобы он срыгнул, она собрала личные вещи и позвонила на автобусную станцию. Ей повезло: автобус отъезжал в Литл-Рок через час. Оттуда она могла пересесть на автобус в Люфкин. Дэни заказала билет.
Пришло время не только уехать из Виргинии и от Джоша Уокера, но и отправиться домой в Техас. Помириться, если возможно, с родителями Джимми. И она, и Колдуэллы испытывали одинаковые горе и вину, просто они проявляли это по-разному. Пожилые супруги должны разделить оставшееся им время с ребенком своего сына. Ведь они были бабушкой и дедушкой Майкла.
И она тоже смогла бы прожить свою пустую жизнь в Техасе, среди друзей.
И уж лучше ей вернуться туда.
У нее было достаточно денег на автобусный билет, но сколько времени уйдет, чтобы доехать на такси до автобусной станции? Что, если она не уедет до возвращения Джоша? Она не была уверена, что сможет во второй раз воспротивиться ему и своему сердцу.
Поразмыслив, Дэни пошла наверх и разыскала визитную карточку сенатора Перродо. Быстро, пока не передумала, она набрала номер, написанный на обороте.
— Сенатор Перродо? Это Дэни Колдуэлл. Вы помните меня? Да, вечер был замечательный. Да, он прекрасно себя чувствует. Теперь спит по ночам почти по шесть часов.
Слезы затуманили глаза. Это нехорошо. Злость не может долго сдерживать боль. Она любила Джоша, хотела бы прожить с ним жизнь, но, осуществляя свою мечту, она разрушила бы его счастье.
Набрав в легкие воздуха, Дэни сделала единственный благородный шаг, который ей оставался.
— Не могли бы вы, сэр, оказать мне небольшую услугу…
* * *
Джош старался не ерзать, пока бубнил Рейнгольд. Он не давал себе труда слушать. Пусть этим занимается адвокат обвиняемого.
