Книга Ожерелье Атона - Ольга Тарасевич

– Паша-а-а! Я сгорела, – стонала Лика Вронская, едва поспевая за бойфрендом. – Я сгорела, а ты торопишься. Совсем меня не жалеешь. Не любишь!

Паша остановился, поправил очки и глубоко вздохнул:

– Кремом надо было намазаться, горе мое.

– Я мазалась! И все равно сгорела! А еще я за ужином объелась! И спать хочу, умираю.

– В автобусе выспишься, – флегматично сказал бойфренд. – До Каира минимум семь часов ехать. Ахмет предупреждал, что дорога может и все восемь часов занять. Времени – вагон и маленькая тележка. Выспишься, сколько душа пожелает.

– Отличная кровать – автобус, – опять забурчала Лика. – Целых семь часов трястись. У меня спина отвалится. Да я больше часа в одном положении провести не могу. А тут семь-восемь! Вот они, мои книжки и статьи. Не боком, так позвоночником вылазят!

Приподняв пакет с подушками, Паша воскликнул:

– Гляди, а это нам зачем? Гид, умница, предупредил. Так что не отвалится у тебя спина, не боись. А что работа? Не хочешь за компьютером сидеть? И не надо! Иди в дворники. Кстати, я как раз и объявление на дверях подъезда видел. Но если серьезно, я ведь сколько раз говорил – ты можешь вообще не работать. Я – отличный программист, зарабатываю нормально, нас двоих всегда прокормлю.

– Вот! Буду сидеть накормленная и тупая! Ты об этом мечтаешь? Я всегда подозревала, что мои творческие искания тебе до голубой звезды. Ты ржешь как конь, когда я пишу какой-нибудь трогательный эпизод и заливаюсь слезами!

– Да что с тобой сегодня, горе мое? Бубнишь и бубнишь! Живот, что ли, сильно болит? Так, может, давай никуда не поедем? Хочешь остаться?

– Возьми, мне тяжело. – Лика протянула Паше полуторалитровую бутылку с минеральной водой и поправила закрывающую волосы белую бандану с серебристыми иероглифами. – Нет, все в порядке. Не обращай внимания.

Прямо высказать причину своего недовольства Лика Вронская не решалась. Не скажешь же Паше, что обгоревшая, запузырившаяся спина – ерунда на самом деле. Кожа слазит, но спина не болит. А болит голова, раскалывается просто. Наверное, мозг за целый день активных размышлений чуть ли не задымился. И все безрезультатно, вот что обидно!

Она так и не придумала правдоподобного объяснения смерти Виктора Попова. Русские туристы расползлись по территории отеля, как тараканы. Кто в бар, кто на пляж, кто вообще исчез из зоны видимости. Лика пометалась по окрестностям и поняла: шпионить – никакой возможности. Что делали Света и Вадим в Луксоре – не выяснено. Короче, день прошел зря. Жизнь не удалась, и счастья в ней нет. Но прямо говорить с Пашей обо всем этом нельзя – запилит нравоучениями. А обида и недовольство все равно выплескиваются. Так и хочется поругаться. Не важно, по какому поводу.

– Ничего, – примирительно заметил Паша, замедляя шаг. – Опишешь потом в книжке собственные страдания.

– Не буду, – буркнула Лика. – У читателей своих неприятностей по жизни выше крыши. Я пишу книжки для того, чтобы люди развлекались и отдыхали. Так что лучше я опишу не собственную отваливающуюся поясницу, а красивое египетское небо, например. Пашка! Ты видел, какое здесь небо? Оно как раскатанное над головой полотно. И легкие мазки облаков, они кажутся естественными волнами небесного льна.

Лика умолкла, услышав приближающиеся шаги. Обернувшись, она невольно вздрогнула и сама этому удивилась. Ведь подошедшие люди уже знакомы. Юра Космачев и Алина Гордиенко. Очень странная парочка. Мужчина обычно неразговорчив и хмур, женщина встревожена, но старается держаться приветливо.

– Что ты знаешь о страданиях, девочка? – сквозь зубы процедил Космачев. – А пишешь! Эти ваши бабские книги читать невозможно!

В его голосе явственно звучала неприязнь, но Лику это не смутило. Если бы журналисты переживали по поводу того, что с ними разговаривают без особого энтузиазма, они бы, все до единого, вымерли, как мамонты. За день на журналиста могут пять раз накричать и десять раз послать в пеший эротический тур. Рефлекс не реагировать на нелицеприятные замечания вырабатывается быстро. Когда на Лику «наезжали», она лишь солнечно улыбалась и думала: «Сам дурак!» В случае особой злобности собеседника последняя ремарка могла быть и озвучена.

– Во-первых, доброй ночи! – съехидничала Вронская. – А во-вторых, что знаете о страданиях вы? Я с удовольствием вас послушаю. Давайте вместе улучшать бабские книжки!

Юрий лишь сопел и молча шел рядом. Алина неуверенно улыбнулась, явно пытаясь сгладить ситуацию.

– Наверное, Каир – очень красивый город, – быстро сказала она. – И пирамиды мне увидеть просто не терпится. Здесь такой мужчина отдыхает, русский, профессор.

– Тимофей Афанасьевич, мы уже давно с ним познакомились, – поддержал разговор Паша.

– Да, он сказал, что пирамиды – это единственное оставшееся чудо света. Остальные выдающиеся памятники цивилизации уничтожены. Тем больше ценность пирамид, правда? – рассуждала Алина. И вдруг, обернувшись, воскликнула: – А, божечки! Тимофей Афанасьевич, Ирочка! Подушки ваши где?!

Всплеснув руками, Ирочка вручила Романову свой рюкзачок и побежала обратно в номер.

– Прошу. – Тимофей Афанасьевич пропустил Лику вперед, в автоматически распахнувшиеся двери холла главного корпуса отеля. – Как грамотно назначено время отъезда. В час ночи выезд, зато утром мы уже в Каире.

– Да-да, – машинально пробормотала Лика, оглядывая выстроившуюся перед рецепцией небольшую очередь. – А, поняла! Тут нам должны выдать по такой коробочке с завтраком. Точно, Ахмет же предупреждал.

Вадим Карпов приветственно махнул рукой, и все русские туристы, вызывая негромкое ворчание стоявших в очереди иностранцев, протиснулись к стойке.

«Вся компания в сборе, – подумала Лика, оглядевшись. – То, что Света на экскурсию поехала, это понятно. Вадим жену в одиночестве не оставит, даже если девушку бы тошнило от пирамид. Игорь, Галина… А впрочем, несложно объяснить, почему мы здесь все столкнулись. Пару дней позагорали. Теперь и страну посмотреть хочется. Только вот Виктор Попов Египта не увидит. Он больше вообще ничего не увидит…»

– Номер комната? Сухой паек два?

Очнувшись от своих мыслей, Лика виновато улыбнулась парню в фирменной синей рубашке с надписью «Aton’s hotel» и взяла две коробочки.